— Не так уж и давно. Ну, ладно. Обеденный перерыв кончился, хватит разговоры городить. Иди, докрась у венка листья, и пойдем контактор с электровоза снимать. Ключи захвати. Какие нужны-то для этого будут?
— На двадцать четыре, на тридцать и на тридцать шесть.
— Верно. Молодец. Получится из тебя слесарь.
Работа захватила Толика, и он совсем забыл про обещание Веры. Но когда в четыре часа уже начал собирать инструмент, чтобы отнести и сдать его в инструменталку, дверь в цех распахнулась, и на пороге появилась девушка. Уже не в темном рабочем комбинезоне. В ярком шелковом платье, в белых босоножках на пробковой платформе она выглядела весьма эффектно. Лицо ее сияло. Она видела, какое впечатление производит, и была довольна этим.
— Толик, ты готов? — явно рисуясь, произнесла она. Толик равнодушно взглянул на нее.
— Сейчас. Сдам инструмент и переоденусь.
— Мог бы и пораньше это сделать. Я ведь сказала, что в четыре зайду за тобой.
— А ты не жди. Все равно я не смогу пойти с тобой.
Словно кто неожиданно выключил лампочки, освещавшие ее лицо изнутри, оно сразу померкло, стало тусклым и растерянным, так что Толику стало даже жаль ее.
— Это почему же? — негромко спросила она. Верхняя губа ее немножечко вздернулась, обнажив мелкие острые зубы.
— Понимаешь... — Толик почему-то почувствовал себя виноватым и заторопился, — на пять часов назначили собрание. Ну, это по поводу того... Корина.
И как будто снова внутри Веры включили лампочки, освещавшие ее лицо, оно снова стало радостным и сияющим.
— Так это, наверно, ненадолго? Я подожду.
— Не стоит, — ответил Толик. — Я и сам не знаю, сколько протянется, может, двадцать минут, а может, три часа.
—Ладно. Иди переодевайся. Я тебя до красного уголка провожу.
— Я и один не заблужусь, — усмехнулся Толик. Но все-таки он быстро переоделся, отнес инструмент и вместе с Верой вышел из депо.
— Мне сюда, — показал Толик на приземистое одноэтажное здание, где помещались партком, комитет комсомола и красный уголок.
— Рано еще, — возразила Вера. — До пяти — целый час.
— Мне надо до собрания к секретарю комитета зайти, — сказал Толик.
Вера вздохнула, но не возразила. Они медленно пошли через площадь мимо поставленного на постамент небольшого паровозика «Овечка». Встречные и обгоняющие оглядывались на них, многие здоровались то с Толиком, то с Верой.
— Не боишься, что тебя со мной видят? — усмехнувшись, спросил ее Толик.
— Пускай видят! — она с вызовом вскинула голову.
— Уж больно у тебя поклонники ревнивые. Особенно Борис, — все так же улыбаясь, продолжал Толик.
— А что Борис? — резко повернулась к нему она. — Я ему никаких авансов не выдавала, ничего не обещала. И нечего меня Борисом попрекать!
— Да разве ж я попрекаю! — воскликнул удивленно Толик. Он вообще многого не понимал в ее поведении, в ее резких переменах настроения, это начинало его раздражать. — И вообще мне пора. Гуд бай, мисс.
Он прощально махнул рукой над головой и шагнул к двери. Вера, закусив губу, порывисто отвернулась и, опустив голову, торопливо зашагала прочь.
У секретаря комитета комсомола Толик пробыл недолго, тот записал номер его комсомольского билета, проверил уплату членских взносов и еще раз напомнил, что в среду, в восемь часов, дежурство дружины.
До собрания оставалось более получаса, но выходить на улицу Толику не хотелось: а вдруг эта взбалмошная девица все еще там. Поэтому он прошел прямо в красный уголок. Там было пусто, только два заядлых шахматиста упорно сражались за доской. Он подошел к ним посмотреть. Судя по всему, класс игры был невысокий. Шахматисты играли быстро, допускали явные ошибки, спорили, брали ходы назад. Черный король застрял в центре, но белые почему-то атаковали на ферзевом фланге. Толику несколько раз хотелось подсказать играющим, но он знал, как нетерпимо относятся игроки к «суфлерам» со стороны, и, чтобы избегнуть искушения, отошел к другому столу и стал листать подшивку газеты «Гудок», интересуясь, главным образом, четвертой страницей, где печатались обзоры футбольных матчей с участием московского «Локомотива» — за эту команду Толик болел с давних пор, хотя она чаще огорчала его своими проигрышами, нежели радовала выигрышами.
Ребята начали подходить минут без пяти пять — у них рабочий день кончался позднее, чем у Толика. Ровно в пять появился Саня Чубчик, вытирая замасленные руки ветошью. Увидев Толика, он обрадованно кивнул и подошел к нему.
— Ну, как работа? Нравится?
— Привыкаю.
— А то переходи к нам в кузню.
— Дымно у вас. И грязно.
— Ага, — загрохотал Саня, — а ты чистенькое любишь, чтобы не пачкаться. Тоже мне аристократ нашелся.
В это время в красный уголок вошли секретарь комитета комсомола и Костя Сергеев. Сзади них, опустив голову, плелся Корин. Был он какой-то сморщенный, обмякший, словно мяч, из которого выпустили воздух или не накачали — пришло в голову Толика сравнение. Видимо, так же подумал и Саня Чубчик, потому что наклонился к Толику и тихо сказал:
— Сейчас накачают.