Визионер

Регину Климо тут, без сомнения, ценили. Выходит, прошло два года с её смерти, как говорил Орест Максимович, а памятный стенд до сих пор стоит. И цветы свежие. Да, наверное, интересная была актриса. Жаль, Соня не застала. Любопытно было бы взглянуть на неё на сцене.

Соня рассматривала стенд и интерьеры театра, стоя в пустом фойе. Пришла за час до представления, как просила Полина. И зачем так рано, спрашивается? С другой стороны, пока никого нет, можно внимательно рассмотреть обстановку.

Интерьеры Софье очень понравились. Странно, что стиль модерн широко не прижился. Он ведь такой простой и изысканный. Никаких тебе помпезных украшений, вычурных люстр и диванов, великолепных дверей, проходя через которые чувствуешь себя мелкой блохой в неподходящем наряде…

Здесь всё было лаконично и пропорционально. И неброские квадратные светильники, и ненавязчивый золотистый узор по верху стен, и сдержанные цвета. И даже (удивительная находка!) необычная ломаная спираль, «роза Глазго», притаившаяся в чугунной ограде перил.

Красота, которая прячется, а не кричит. Да, Регине Климо тут было самое место…

– Пшт! Соня! – раздалось вдруг в холле.

– Лина? – Софья увидела, как подруга машет рукой из приоткрывшейся неприметной двери.

– Ты почему здесь? Я же сказала: зайди с другого входа – и сразу в гримёрные.

– Хотела интерьеры посмотреть.

– Пойдём быстрее! – Полина Нечаева схватила Соню за руку и втащила внутрь.

Они долго петляли полутёмными коридорами, пока не добрались до ещё одной двери, за которой обнаружилась небольшая гримёрка.

– Чёрт знает что! – выругалась Полина, падая на банкетку у зеркала. Достала пуховку и начала нервно пудрить лицо.

– Волнуешься перед премьерой?

– Я? – Подруга скептически изогнула бровь, но, заметив в отражении ироничный Сонин взгляд, расхохоталась. – Ну да, кого я обманываю? Волнуюсь страшно. Гримёрка тесная, платье ужасное…

– Очень красивое, – попыталась подбодрить актрису Соня.

Сценическое платье на вешалке отливало тёмными, глубокими оттенками синего и зелёного. Длинное, прямого кроя, оно выглядело обманчиво простым, но изысканным. Рядом висел атласный плащ с большим капюшоном – ярко-зелёный, как свежая трава, украшенный по подолу растительными орнаментами. Сама жизнь. То, что надо.

– Ну ладно. Это я так. – Полина схватила карандаш и начала подрисовывать и без того идеальный глаз. – Ты не видела Зиночкино платье. Вот там и правда тихий ужас. Наяда бездарная.

Видимо, градус ревности между двумя ведущими актрисами к моменту премьеры достиг точки кипения.

– Не думай о ней. Ты лучшая, даже не сомневайся.

– Кстати. – Подруга разгребла на столе ворох косметики и конфетных фантиков. – Твои билеты. Два, как просила. Первый ряд партера, ничего не пропустишь.

– Спасибо.

– Надеешься, что твой… фараон всё-таки появится?

– Не надо о нём так… снисходительно. Он хороший, – запротестовала Софья.

Полинины слова показались очень обидными. Ну почему два самых близких в её жизни человека не могут между собой договориться? Соня вдруг поняла, что, представив сейчас в голове «самых близких», даже не вспомнила о родителях и брате.

– Прости, перегнула палку. – Полина повернулась и протянула руку. – Это всё нервы. Без обид?

– Всё в порядке. – Соня пожала горячие пальцы.

– Хорошо, что ты пришла. Я это ценю, подруга. Знаешь что? Мы планируем после спектакля пойти в ресторан и отметить премьеру. Приглашаю тебя тоже. И Самарин пусть приходит. Обещаю не ёрничать!

– Договорились, – улыбнулась Соня. – Я пойду, не буду мешать. Не знаю, говорят так актёрам или нет, но – ни пуха ни пера.

– К чёрту!

* * *

Жёсткое дубовое кресло вместо привычного плюшевого поначалу показалось неудобным. Зато в таком точно не уснёшь. Соня положила шляпку на соседнее сиденье – а вдруг Митя всё-таки появится? Софья очень хотела его увидеть и одновременно отчаянно трусила. Поэтому старательно избегала встречи после того происшествия в подвале.

Митина история произвела на неё сильное впечатление. Это ужасно – пережить такое и остаться в здравом рассудке. Как он держится вообще? А потом этот неслучившийся поцелуй. Соня вспомнила, как бешено колотилось у неё сердце, когда Митя собирался её поцеловать. Ведь собирался же? Это было так приятно, захватывающе и немного страшно, и голова кружилась… Совсем не те ощущения, когда целуют руку или чмокают в щёку.

В прошлом году на танцах какой-то офицерик, помнится, тоже хотел её поцеловать. Такой был милый, обходительный, вёл себя прилично, а потом вдруг сгрёб в охапку и попытался обслюнявить. Соня вспомнила его тонкие усики и брезгливо поморщилась. Фу. Это было противно. А тут? Определённо, ничего противного в подвале не происходило. Наоборот – было необычно, но притягательно. Так почему она сбежала?

Это всё Казюков виноват! Хотя, признаться, его неожиданное появление стало отличным поводом, чтобы улизнуть. «Трусиха ты», – подал вдруг голос вымышленный попугай, и Соня с ним грустно согласилась. Как есть трусиха. Упустила момент. И кто знает, повторится ли он снова? А вдруг нет?