Визионер

– А ты корчи меньше строй и не валяй Ваньку, баклан ветошный. Грязи наешься – там тебя за вкрученные баки не в стас возьмут, а тёмный киф устроят. Пожалеешь, что фараонов горох не поймал[53].

– Во-от… Можем ведь как культурные люди общаться, – заржал Владимир и тут же скривился и согнулся.

Интересно, почки ему отбили до или после задержания?

«Хорошо, если и до и после», – подумал Митя. Но вслух спросил:

– По какой причине вы устроили драку?

– По причине идиотизма отдельных тупиц, не понимающих искусства.

– А вы, оказывается, такой ранимый. Как кисейная барышня.

– Мимо. За труппу обидно. Они же готовились, репетировали… А тут этот баран в сюртуке.

– У вас имеется зуб на месье Франка?

– Зуба нету. Уже. – Язвицкий ткнул пальцем в отсутствующий клык. – А Франк – это кто?

«Полоумный, – подумал Митя. – Или слишком умный». Вслух же ответил:

– Мужчина, которого вы избили.

– Да я знать его не знаю! Второй раз в жизни вижу!

– Второй? А первый когда же?

– Весной видал. По одному делу.

– Вы издеваетесь, Язвицкий? Я вас после выставки допрашивал о знакомстве с Франком, а вы его отрицали. Не помните?

– Так я не знал, что он – это он.

«Диос, дай мне терпения», – подумал Митя. А вслух сухо поинтересовался:

– Что за дело?

– Да так, халтурка от одного иноземца.

– Думал, вы брезгуете работой, тем более – на других людей.

– Говорю ж – халтурка. Картинку одну перевезти. Точнее, сделать вид, что я перевозчик…

– А с этого места поподробнее.

Владимир хитро прищурился.

«Проклятье, – подумал Митя. – Увидел интерес. Будет торговаться».

– Папироску бы, – лениво протянул Язвицкий.

– В аду накуритесь.

– Ну, тогда там же и наговорюсь.

– Расскажете про «халтурку» – передам записку Полине Нечаевой.

– А Полечка тоже здесь? – оживился Владимир.

– Пока да. Но ненадолго.

– Ай спасибо, начальник. Но я бы и так рассказал. Халтурка-то пустяковая, ерунда на часок.

«Убью», – снова подумал Митя, но без прежнего энтузиазма. Так – будто смирившись с неизбежностью.

– Говорите уже.

– В конце апреля дело было. Вышли на меня посланцы какого-то коммерсанта. Вроде итальяшка, не помню уже. Имён никто не называл. Попросили съездить ночью на адрес и забрать одну картинку. Точнее – прикинуться носильщиком, а на деле – заодно проверить на подлинность.

– Вас? Вы что – эксперт?

– Сразу видно дилетанта. Знаете, сколько Малевич сделал достоверных набросков с натуры, прежде чем пришёл к абсолюту? Да кому я говорю, вам даже фамилия эта незнакома. Не суть важно. Эксперта они тоже наняли, но, видимо, не доверяли одному мнению. Я им для страховки нужен был.

– Какой адрес? Чей дом? И что за «картинка»?

– Адрес не помню, безвкусный особняк где-то на Тверской. Хозяином там был этот самый баран в сюртуке… как его… Франк? Мне он имени тоже не сообщил, но морду эту брезгливую я запомнил. А полотно… «Купчиха» то была.

– За чаем? – тихо спросил Митя.

– Уж точно не за кофием, – скривился Язвицкий. – Кустодиев… Талант ведь, а в вульгарность и мещанство ушёл, поймал струю.

В Митиной голове в этот момент стремительно складывался пазл. Самокрасов подделал «Купчиху» и привёз копию в дом Франка в марте. Раз. Соня тогда учуяла запах краски, и так они потом нашли фальшивку. Два. Натали видела Язвицкого ночью в доме, когда он забирал оригинал в конце апреля. Три. Пока всё сходилось. Оставалось два вопроса.

– Кто заказчик?

– Не имею понятия. – Язвицкий попытался развести руками, но помешали наручники. – «Что в имени тебе моём? Ты оцени лишь мзды объём».

– Нанятый эксперт, вы с ним общались? Как он выглядел?

– Какой-то дед…

«Снова дед!» – взвыла сирена в голове.

– Какой? – аккуратно спросил Митя.

– Высокий. Не очень старый, не развалина. Странный он был… Руки прятал. И лицо такое…

– Какое?

– Не запомнишь. Вроде смотришь – ясно, какие глаза или нос там. А отвернёшься – и почти забыл уже.

– Нарисовать сможете?

– Да на кой хрен он вам сдался?

– Митя! – Дверь допросной открылась, и в проёме возник Мишка. – Там Нечаев пришёл, по поводу дочки. Я его в твой кабинет проводил.

– Ясно. – Митя поднялся и внимательно посмотрел на Владимира. – Мы не закончили. Вернусь – продолжим.

– А записку-то, начальник? Вы обещали!

– Миша! Принеси ему бумагу и карандаш. А вы, Язвицкий, помните: сначала – рисунок, потом – записка. И не вздумайте юлить. Нарисуете мне химеру – пойдёте в камеру к мокрятникам[54].

* * *

– Алексей Кириллович, здравствуйте. Хотел бы пожелать вам доброго вечера, но, боюсь, обстоятельства нашей встречи не столь добры.

– Приветствую, Дмитрий. Ко мне тоже можно без отчества. – Нечаев-старший слегка привстал с кресла и крепко пожал протянутую руку. – Хотел бы я оказаться дома, у камина, with glass of bourbon right now[55], но раз уж так сложилось…