Это Лёнька, рыдая, рассказал, что дед всю жизнь проработал в Красном саду и заботился о нём, как о своём ребёнке. И раз уж так угодно небесам, то лучшего места, чтоб старому Луке упокоиться, и найти нельзя. Но почему так внезапно и сейчас? В нём ещё столько сил было!
Горбунов успокаивал всё ещё всхлипывающего Лёньку, ласково гладил его по голове и что-то рассказывал. Наверняка про то, что каждый оставляет на этой земле след, что хороший человек садит дерево, а дед Лука был прекрасным человеком, потому что посадил целый сад, и теперь в каждой яблоне есть частица его души. Какие-нибудь безыскусные и утешительные вещи объяснял мальчишке Семён – простыми, понятными словами, как он умеет.
Сад и правда выглядел ухоженным и аккуратным. Идиллию места нарушало лишь мёртвое женское тело, которого не должно было здесь быть.
Сыщик прикрыл глаза и вдохнул густой, горьковатый запах полыни. Оказывается, её отваром опрыскивают деревья от вредителей. Терпкий аромат вдруг перенёс Митю на четыре года назад. Туда, где так же пахло полынью. И ещё корицей. Странное, нелепое сочетание. Впрочем, весь день тогда вышел странным и нелепым…
…Первый бой после двух недель довольно бестолковой учёбы. Внезапное наступление. Фельдфебель Ефимов раскатисто орёт:
И через пару минут:
Они стреляют. Ветер в их сторону. От дыма начинают слезиться глаза. Митя дёргает стебель затвора своей «мосинки» – вверх, назад, вперёд, вниз. Всё, как учил фельдфебель. Второй выстрел. Вверх-назад-вперёд-вниз. Третий. После пятого наполнить магазин.
Ефимов истошно орёт:
У него нет верхнего переднего зуба, у Петьки Канищева, парня из села Лопатино Самарской губернии.
Сейчас бегущий в полуметре впереди Петька опять дыряво лыбится и готовится сплюнуть. А в следующий момент голова Канищева взрывается вместе с карими глазами и отсутствующим зубом, и Митю окатывает горячая липкая волна, заливая лицо и лишая зрения. Он спотыкается и падает от неожиданности, стирает с лица тёплую кашу. В руке что-то красное вперемешку с белым, какие-то бесформенные куски и комки. Митя переводит взгляд туда, где лежит Канищев. Вместо головы у того бурое месиво, а ноги почему-то подёргиваются, как будто щербатый Петька всё ещё продолжает бежать.
В животе сразу же поднимается мощный спазм. Митя пытается зажать рот ладонью, запоздало вспоминая, что рука испачкана в «каше». Теперь поток, рвущийся наружу, остановить уже невозможно. Митя падает на руки и исторгает из себя завтрак.
Заведующий кухней ефрейтор Тарасенко сегодня особенно расстарался и налил всем по щедрой порции густых щей. И Митя сейчас выворачивает из себя всю заботливо нарезанную солдатскими руками капусту, картошку и даже крохотные кусочки мяса. Всё дочиста, пока из горла не начинает литься только горькая желчь.
И тот, наскоро вытерев рот рукавом, поднимается и обходит Канищева, который наконец перестал бежать и уже никуда не торопится.
А Митя бежит и торопится. И орёт, потому что все вокруг бегут и орут. Потом снова появляется фельдфебель и ревёт:
Он повсюду, этот неуязвимый фельдфебель. Он дух и суть войны, он её смазочный материал. Он цепко держит их вместе и не даёт рассыпаться незамысловатому людскому механизму. Они все – лишь маленькие детальки. И Митя – тоже деталь. Винт. Звено. Функция. Вверх-назад-вперёд-вниз. После пятого выстрела наполнить магазин.
Митя мешкает в поисках «спасайки», надевает её и давит воздушную капсулу. Воздух мгновенно наполняется запахом желчи и крови, а желудок опять предательски сжимается. Митя давит эти позывы и бежит – прочь, дальше от желтоватого тумана. И снова орёт и стреляет, уже плохо понимая – что кричит и в кого именно целится.
Кажется, что бой длится весь день. Однако к концу сражения вторая «спасайка» ещё работает. Всё как-то сразу стихает и останавливается, а Митя находит себя бредущим к знакомым палаткам.