Но важность Хрисолоры не ограничивается его статусом вельможи, искусно маневрирующего в потоках политической жизни начала XV века. Считается, что именно его школе греческого языка, открывшейся во Флоренции в 1397 году, итальянский Ренессанс обязан возрождением греческого алфавита. Вокруг него сложился кружок верных почитателей, куда входили такие выдающиеся гуманисты, как Гуарино да Верона, Поджо Браччолини и Леонардо Бруни. Гуарино даже заявлял, что именно Хрисолора смог вернуть латыни утраченное достоинство, что в итоге привело к расцвету искусств и наук как в Италии, так и во всем мире [Sabbadini 1916: 70].
И потому неудивительно, что сейчас Хрисолору знают в основном как ученого-литературоведа, сыгравшего важную роль в возвращении латыни и латиноязычной литературы при помощи изучения греческой риторики и грамматики. Изучение его переписки, его
Позднее Кэтрин Смит проанализировала «Сравнение Древнего и Нового Рима», чтобы показать, каким образом в нем проявляется «декомпартментализация» дисциплин, прежде незнакомая итальянцам [Smith 1992: 150–170]. Как пишет Смит, Хрисолора в рамках одного текста поднимает множество сюжетов и тем самым имплицитно выступает за обращение к различным тематикам для решения одной задачи (в данном случае – для восхваления двух городов). Далее Смит анализирует отсылки к классическим произведениям в каждой части письма: с ее точки зрения, Хрисолора прежде всего стремился не только воспеть Древний и Новый Рим, но и воспроизвести палитру классических стилей и источников, к которым следует обращаться, чтобы создать достойное сравнение
Однако именно эти описания и представляют собой главный интерес для нашей книги. Прежде всего нам важно, как Хрисолора рассказывает о статуях и колоннах Константинополя, – по его словам, именно в них проявляется величие города и именно они служат маркерами исторического перехода от старой веры к новому христианскому учению. Это позволяет подытожить некоторые идеи, уже звучавшие в предыдущих главах. Кроме того, это письмо соотносит концептуальный фундамент византийской теории визуального, сформулированной во время и после эпохи иконоборчества, с конкретными монументами. Упоминая «глиптические искусства» (я перефразирую автора), Хрисолора не просто мельком отсылает к изображениям, украшавшим Константинополь. Описания Геракла, великанов и прочих статуй становятся важнейшей точкой отсчета, позволяющей проследить переход от язычества к христианству. В письме открыто звучит идея: предшествующая модель важна, потому что именно от нее идет развитие в сторону новой, лучшей идентичности. Этот мотив становится особенно очевидным, когда Хрисолора подробно останавливается на том, что Константинополь неизбежно стоит выше Рима, ведь он был основан позже, а у Рима не было этого преимущества в виде наличия предшественника. Отношения прототипа и копии играют важнейшую роль в византийской теории визуального. И это письмо, таким образом, – не только дипломатический и риторический документ, но и яркое свидетельство сохранившихся в Византии представлений о создании и рассматривании образов. По Хрисолоре, языческие статуи – это первая и ключевая ступень истории, которая способствовала возникновению и последующему расцвету христианской культуры в ее материальных проявлениях.
Хрисолора в Риме