Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э.

На диптихе Барберини, одном из самых впечатляющих изображений императорского триумфа, император изображен верхом на коне, которого он силой поворачивает в сторону зрителя. Снизу мы видим коленопреклоненную свиту, напоминающую дарителей с обелиска Феодосия. Справа и слева от императора изображены две фигуры с вытянутыми руками – одна протягивает ему венок, у другой рука выше локтя утрачена (рис. 2.9). На обелиске, напротив, все персонажи находятся строго в земном контексте, где вся власть и все величие принадлежат исключительно императору. Однако отсутствие изображений Фортуны и/ или Победы означает отсутствие божественных гарантов императорской власти и тем самым обедняет воздействие рельефа. Это особенно интересно, поскольку на изображениях легендарного колесничего Порфирия, находившихся на том же Ипподроме, мы видим, как эти небожительницы восхваляют его победы (далее в настоящей главе мы поговорим об этом подробнее).

От статуй Порфирия логично перейти к моему четвертому пункту: обычно ученые воспринимают пьедестал как единичный объект вне связи с тем, что его окружает. Однако если у спины стояли и другие монументы, каковы были физические отношения пьедестала с этими монументами и артефактами, расположенными в других частях Ипподрома? Мы считаем само собой разумеющимся, что изображение императора на пьедестале пользовалось у публики подобающим уважением (вероятно, в IV веке и не только так оно и было). Но как воспринимался этот конкретный императорский портрет, когда спина была украшена множеством статуй? Считается, что в VI веке, т. е. уже после воздвижения обелиска, у спины было установлено не меньше семи статуй Порфирия. Следует подумать над тем, как именно воспринимался обелиск в свете позднейшей пространственно-временной проработки Ипподрома, поскольку пьедестал неминуемо должны были рассматривать в тандеме с другими памятниками.

До наших дней сохранились основания двух памятников этого колесничего. На их гранях вырезаны рельефы, состоящие из многочисленных изображений и надписей. Один из исследователей назвал их примером «риторики слов или камня» [Alan Cameron 1973:60]. Семь из восьми граней изображают Порфирия, победно стоящего в своей квадриге. Алан Кэмерон обнаружил сходство между пьедесталом обелиска и основаниями памятников Порфирию – этот нюанс, как он верно отмечает, еще не исследован в достаточной мере [Ibid.: 15–16][80]. По словам Кэмерона, в верхней части граней этих памятников представлены вариации одного и того же сюжета: главный герой (будь то император или колесничий) расположен в самом центре, над другими персонажами-людьми (рис. 2.10).

Но даже авторы памятников Порфирию заимствуют некоторые формальные черты с пьедестала императорского обелиска, они все равно заметно превосходят его в том, что касается частоты и градаций изображения главного героя. Во-первых, изображений колесничего здесь было гораздо больше, поскольку Порфирий присутствовал в скульптурном ансамбле Ипподрома в виде не только рельефных портретов, но и статуй. Некоторые ученые утверждают, что на одной из граней основания изображена сцена, где зрители приветствуют императора (рис. 2.11) [Alan Cameron 1973: 55]. Возможно, так оно и есть, однако император и его свита в этой сценке все равно уступают размером торжествующему Порфирию, который помещен сразу над ними (а еще выше стояла его статуя, теперь утраченная). Такая композиция немедленно создает конфликт между отраженным триумфом императора и самим императором, поскольку и колесничий (отражение), и правитель изображены на одном и том же объекте.

Более того, основания со всей очевидностью задумывались как единый визуально-вербальный ансамбль. Речь не только об общих элементах изобразительной композиции (фигура Порфирия-победителя): высеченные на них надписи также перекликаются друг с другом и напоминают зрителю о противоборствующих факциях. Восхваление на левой стороне одного из оснований, заказанное «синими», – это обращение «зеленых» к Порфирию, в котором они умоляют его выступить на их стороне. На правой стороне другого основания вырезана другая надпись, заказанная на этот раз «зелеными»: здесь «синие» якобы жалуются, что им не удалось переманить Порфирия у противников, т. е. «зеленых» [Ibid.: 30–31]. Как отмечает Кэмерон, эти надписи носят явный «фанатский» характер [Ibid.: 31]. Но в то же время это свидетельство консенсуса между факциями, поскольку решение воздвигнуть статую победителя без согласия побежденной факции привело бы к беспорядкам [Ibid.: 32].