Читаем Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. полностью

Прочие статуи на Ипподроме – фигуры мужчин и женщин, различные кони, каменные и бронзовые колонны в точках поворота, бронзовые обелиски в точках поворота, рельефы на обелиске, статуи колесничих на основаниях, изукрашенных рельефами, колонны галерей с капителями и основаниями, те, что на сфендоне, балюстрады и облицовка стен, ступени и подиумы, и любое место, где можно увидеть надпись, в особенности на бронзовых статуях, – все они являют собой изображение прошлого и будущего. Аполлоний Тианский установил их в память об этих событиях, ибо они вечны. И точно так же он зачаровал статуи во всем городе. Те, кто искушен в делах статуй, увидят все и ничего не пропустят. На треножниках дельфийских котлов и на статуях наездников тоже есть надписи, объясняющие, почему их воздвигли и что они значат [Patria 1998: 103].

Аполлоний Тианский, как мы читаем у Филострата (в книге «Жизнь Аполлония Тианского»), был знаменитым изготовителем талисманов (telesmata), защищавших от самых разных угроз: от аиста, который мог бы уронить змею в колодец и тем самым отравить воду, до землетрясений. Его упоминания встречаются и в ранних, и в поздних источниках: у Гесихия Милетского, Иоанна Малалы (см. главу 3), в патриографиях, в «Книге мудрости и толкования… астрологических явлений Аполлония Тианского» (IX–XI вв. н. э.) и у Никиты Хониата[95]. Больше всего нас интересует, что по отношению к городу Аполлоний был подчеркнуто чужим: во-первых, как иностранец, а во-вторых, как представитель древнего мира. Однако его стараниями в Константинополе появилось множество полезных статуй, или талисманов, которые отпугивали насекомых, мух, мышей и змей (в последнем случае речь идет о статуе змеи, побежденной орлом, о которой упоминается в главе 3). Благодаря этому он оказывается связан с историей города, как явственно следует из патриографий и других перечисленных выше источников. Характерно, что его пророческий дар вытекает из страннического образа жизни: перед нами пилигрим, который постепенно становится пророком, отчасти из-за своих путешествий [Elsner 1997: 26–27].

То же самое могло относиться и к константинопольским статуям, прибывшим из далеких краев: возможно, именно поэтому им приписывалась способность к прорицанию. Кроме того, мы видим связь между иностранным происхождением статуй, ясно обозначенным в «Патрии», и информацией о «последних временах»: даже установленные на константинопольскую землю, эти статуи не перестают говорить об опасностях, которые будут угрожать городу. Рассмотрим некоторые пророчества, которые циркулировали в столице и содержали в себе точные топографические детали. В начале VIII века появился первый греческий перевод главного апокалиптического текста Византии – «Откровения Псевдо-Мефодия»[96], причем автор перевода добавил от себя большую вставку, где описал события надвигающегося конца света в декорациях Константинополя [Berger 2008:135–156]. Получается, что жители столицы обитали в тех самых местах, где предстояло разворачиваться апокалипсису [Kraft 2012: 25–36]. Автор вставки в кровавых подробностях описывает, как будет происходить завоевание: от Ксилокеркских ворот к форуму Аркадия и Воловьему форуму. «Горе тебе, град Византа, ибо Исмаил завоюет тебя. Ибо сюда явятся все кони, и первый из них разобьет свой шатер напротив тебя, Визант, и начнет битву, и сокрушит Ксилокеркские ворота и дойдет до Воловьего форума. И Вол громко заревет, и зарычит Ксеролофос, ибо их затопчут исмаилиты»[97].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное