Читаем Визуальная культура Византии между языческим прошлым и христианским настоящим. Статуи в Константинополе IV–XIII веков н. э. полностью

Во-вторых, современные исследователи практически игнорируют как архитектурный компонент курильницы за пределами чисто функционального контекста (беседка, павильон, дворец и т. д.), так и важность формы и функции ее отверстий, которую не следует сводить исключительно к пропусканию аромата. Тщательно рассматривая фигуры, ученые не обращают достаточного внимания на вьющиеся над ними бордюры с растительным орнаментом – изящные, хоть и повторяющиеся. Еще со времен Поздней Античности в византийских текстах прослеживается выраженная склонность подробно описывать колонны и арки (о чем говорилось в главе 1 и главе 2), сияние мрамора во всех его формах, а также узоры на мраморных поверхностях – причем порой даже за счет описания общего ансамбля. Логично предположить, что и курильницу могли рассматривать таким же образом. Если изображения персонажей взывают к изощренным трактовкам, то и архитектурные украшения ничуть им в этом не уступают. Возможно, к ним присматривались куда внимательнее, чем принято думать.

В литературе сохранились примеры того, как византийцы осмысляли подобные перфорированные объекты. Возьмем для примера отрывок из «Vita Basilii» IX века, где описывается только что возведенная Новая церковь:

С западной стороны, в самом атриуме, стоят два фонтана: один к югу, другой к северу. <…> Южный сделан из египетского камня. <…> В центре возвышается резная сосновая шишка, поддерживаемая полыми белыми колоннами, расположенными танцующим кругом, а они увенчаны архитравом, простирающимся во все стороны. <…> Фонтан к северу выполнен из так называемого сагарского камня… и в основании его тоже стоит резная сосновая шишка из белого камня, а по верхнему бортику фонтана скульптор поместил петухов, коз и баранов, отлитых из бронзы[159].

Далее в «Vita Basilii» говорится, что из отверстий в шишках били струи воды, и упоминает чаши, откуда било вино. Обратим внимание, как подробно описаны материалы, из которых были выполнены перфорированные шишки, а также архитектурные детали – колонны, архитрав и статуи. Очевидно, автор считал их достойными отдельного упоминания.

В отрывке из хроники продолжателя Феофана обнаруживается хвалебная речь, посвященная тому, как император Константин VII Багрянородный восстановил один из залов Дворца Вуколеон (а именно триклиний Девятнадцати лож). Император восстановил роскошный потолок этого зала, соорудив «восьмиугольные своды, снабдил их окнами, разнообразными резными украшениями в виде виноградных лоз, листьев и всяких деревьев» [Mango 1986: 208].

Перфорированные узоры на курильнице тоже напоминают листья и деревья: отдельный, стоящий прямо лист, заключенный в изящные арки; внутри пикообразных рам – лист в форме слезы и окружающая его крона; а также широкие, изборожденные прожилками пальмовые листья, раскрывающиеся от расположенного по центру золотого листа (рис. 4.7). Эти три основных паттерна повторяются на квадратных панелях, образующих высший уровень здания/курильницы. Они предстают то плоскими, то выгнутыми, и тем самым создают эффект зигзага, а при вращении объекта острые углы сменяются закругленными. Переход от острых кромок к более мягким и округлым линиям можно отследить как визуально, так и на ощупь. Листья распускаются и на верхнем ярусе, где округлые купола чередуются с коническими шпилями. Здесь возникает еще одна игра поверхностей и паттернов, где в дополнение к перфорированным изображениям листьев обнаруживается простейшая форма перфорации: отверстие, обрамленное ромбами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное