И еще знаете что в этом полотне было поразительнее всего? Необычайно сильная печать русского колорита. (Я сравнивала его с итальянским пейзажем. Красиво, но не так цепляет.) Может, поэтому он так тронул меня, мою душу?.. Или еще что-то?.. Я понимаю, что не знаю предмета нашего разговора, поэтому диалога у нас с вами не получается, но мне очень хочется знать, понимать…
И что это мы все про великих? Мне нравится один портрет на стене нашего кабинета физики. Автор мне неизвестен. Так вот лицо ученого он изобразил так объемно, что оно словно бы выступает из плоскости картины. Этот ученый будто бы выглядывает из своего времени и с интересом следит за нашими уроками. Ощущения мои настолько реальны, что, взглянув на этот портрет, я каждый раз вздрагиваю.
А еще меня привлекает картина в кабинете биологии. На первый взгляд ничего особенного, ничего примечательного в ней в смысле красивости нет. Она валялась у дворника в его «конуре». Ее повесила учительница, лишь бы чем-нибудь пустой угол заполнить. Изображенный на ней букет увядающих пионов в вазе на темном столе наводит на меня тоску. А вот окно и вид, открывающийся за ним, как бы является продолжением комнаты, в которой находилась и я. Любопытное, знаете ли, ощущение. И я не упускаю случая «посетить» этот странный уголок.
К тому же, разглядывая каждый предмет на картине под разными углами зрения, я по привычке составляю из мазков и теней какие-то свои изображения. Художник так интересно обыграл цвет белого пиона, что я увидела в нем голову прекрасного, улыбающегося старика с шикарной седой шевелюрой. Его лицо со здоровым розовым румянцем выглядит настолько осязаемым, что мне кажется, будто оно дышит энергией и задором. А в понурых бордовых пионах я разглядела уморительные рожицы котят. Я им подмигиваю, разговариваю с ними, если на уроке мне скучно.
Анна Константиновна прервала мои рассуждения.
– Вопрос на засыпку. Тебе, наверное, крепко достается от учителей? – с лукавой улыбкой спросила она под конец разговора.
– Нет, – ответила я серьезно. – Если я чувствую, что учитель ничего не может мне дать, я и не пристаю к нему. А знающие педагоги – терпеливые. Многие, такие, как наша математичка, даже любят, когда я их атакую. У них появляется возможность проявить свою эрудицию…
После нескольких бесед с практиканткой из педагогического института я ощутила себя двоечницей. Я поняла – все мои знания в области изобразительного искусства на уровне интуиции, и загрустила, что уже не успею «просветиться» от нее в той мере, в которой хотела бы, что мы так и не доберемся с ней до разрешения многих интересных для меня вопросов. Тогда я не умела слушать собеседника, понапрасну много и глупо спорила. А педпрактика оказалась такой короткой, и она так быстро пролетела! Уехала Анна Константиновна. И я всерьез горевала о наших несостоявшихся беседах. Долго еще у меня в ушах звучал ее молодой, звонкий, хрустальный голос и чудилась ее тоненькая фигурка, скользящая между деревьев нашего школьного парка… Я так была благодарна ей за то, что она тратила на меня свои неурочные часы. Я была без ума от нее…
Как ни странно, несмотря на молодость, Анна Константиновна достаточно быстро покончила с моими главными заблуждениями, колебаниями, смятениями. Знаешь, бывало, в детстве начитаешься по ночам с фонариком «жим-жим» умных книжек и начинаешь воображать из себя невесть что... Повзрослев, я была уже не так критична и категорична по отношению к талантливым художникам, пыталась понять суть их дарования… Ах это милое глупое, искреннее детство!..
Школьное время познавания искусства уже было упущено мною безвозвратно. Не было у нас художественной школы. Я же жила в деревне, а там – сено, огород, строительство дома, дрова, скотина. Да мало ли еще какие дела… Мне тогда крепко влетало за опоздания из школы, но я не раскрывала родителям своей тайны. Мне были дороги наши беседы… Работа, только монотонная нудная ежедневная работа по хозяйству! Мне ведь удавалось выкраивать время только на то, чтобы иногда полистать альбомы с репродукциями знаменитых художников или на короткое время заскочить в выставочные залы в городе, чтобы буквально на бегу посмотреть картины какого-нибудь современного автора. Как я завидовала свободе городских детей! И так мне иногда бывало грустно... душа жаждала большего…
А теперь вот по прошествии стольких лет иногда к Татьяне Ивановне заглядываю, чтобы окунуться в омут ее знаний.
– Как-то мы с Соней – ты же ее помнишь? – о современных художниках спорили. Она утверждала, что Ника Сафронов, используя некомпетентность богатых покупателей, «втюхивает» им свои модные в данный период времени «творения» как самые гениальные... – поделилась Инна.
Но Лена продолжила свой рассказ: