Читаем Вкус жизни полностью

– Во время одной из бесед с Татьяной Ивановной неожиданно остро почувствовала свой возраст, вернее свое нездоровье – это было вскоре после операции. Беседа меня очень утомила. На меня начала накатывать депрессия – недовольство собой, переплетенное с усталостью и безысходностью. Помню, Татьяна Ивановна еще что-то объясняла, и мне еще хотелось ее слушать, но я уже не могла: захлестывало раздражение, желание подвергать любые ее слова критике. Я уже плохо владела собой, меня начинало трясти. Как всегда в таких случаях, меня потянуло в уединение.

Я еще пыталась бороться с нахлынувшим болезненным состоянием, пыталась рассматривать картины, записывать в блокнот свои ощущения. Но я не могла уже ни четко выражать свои мысли, ни воспринимать чужие. Я сумела только еще дважды обойти зал, чтобы найти новую знакомую, желая извиниться за нетактичное поведение, вызванное плохим самочувствием, и попрощаться. А не найдя ее, разнервничалась еще больше, готова была разреветься из-за того, что не желая, своим невниманием, наверное, обидела прекрасного человека. Такие вот теперь у меня нервишки. Пришлось срочно уйти, скрыться с глаз подальше от людей, домой, в свою келью, в уединение, чтобы ни на кого не переносить свое раздражение. Собственно, я даже не помнила, как покинула просмотровый зал. Такое вот у меня бывают теперь не совсем удачные встречи с Татьяной Ивановной.

Потом еще случались беседы, и я опять спорила и, может быть, часто не по делу. Все было… Вот, например, мне казалось, что с появлением качественной цветной фотографии – хотя нет предела совершенству – отпадает необходимость в художниках-пейзажистах. Только истинные шедевры могут стоять рядом с творениями природы, или они должны быть слишком нетрадиционными, не натуралистическими, но прекрасными. Я недавно посетила всемирную фотовыставку «Природа», именно она меня подтолкнула к такому выводу. Как знать, а может, развитие фотографии, напротив, поспособствует подъему этого прекрасного вида искусства?.. Ведь умудряются же современные художники, связывая в своем творчестве многовековые традиции предшественников, придумывать что-то совершенно новое… Может, они это новое опять-таки подглядывают у Природы? Да какая, в принципе, разница где. Лишь бы радовало, восхищало, поражало. Может, именно это как раз и нужно для того, чтобы достичь совершенства в изображении невероятно щедрой красоты мира, для разъяснения его тем, кто раньше не замечал его прелести?.. И опять я задавала смешные, противоречивые и парадоксальные вопросы, а потом смущенно спрашивала: «Я неисправимая? Вы еще не потонули в моих рассуждениях? Не устали?» И снова упрямо утверждала: «Теперь всё, что продается, то и есть искусство? Только я с этим не согласна…»

Недавно опять встретились. «Вы уже на пенсии?» – поинтересовалась я. Наверное, это прозвучало бестактно. Татьяна Ивановна ответила с едва заметной усмешкой: «Да. Но знания и опыт на пенсию не отправишь. Дома работаю».

– Вот слушаю тебя и думаю: «На самом деле твоя речь в те юные годы была такой сложной, я бы даже сказала умной?»

– Иронизируешь? А зря. Ты бы знала, как я любила «заливать» лет с четырнадцати. Ей-ей заслушалась бы! Особенно если про природу… крупными сочными мазками… В восьмом классе Горькому подражала. Помнишь его «Буревестник»? Потом по-своему писать стала, но не менее ярко и эмоционально, но, правда, не социально.

– И на острие твоей мысли-кисти рождались шедевры, – рассмеялась Алла.

– Как оказалось… иногда да. А теперь суше, жестче излагаю свои мысли. Ты не представляешь, насколько богаче был мой язык, когда я заканчивала школу. Часто ловлю себя на мысли, что и это слово было мне знакомо с детства, а потом забыто, и это, и это… Особенно остро я это почувствовала, прочитав книгу своего земляка. В моем лексиконе после вуза появилось много технических слов, но сколько я утеряла исконно народных, характерных именно для области, где прошло мое детство! И если они по какой-то причине вдруг всплывают в моей памяти, я им радуюсь, как ребенок конфете. «Было бы о чем беспокоиться?» – скажешь ты. А для меня это трагедия, сравнимая с исчезновением растительных и животных видов на планете… Люблю родной язык.

Лену отвлек от разговора высокий голос Инны, как всегда, что-то настойчиво доказывающий. Оказывается, женщины все еще продолжали спорить о прошлом.


«Надоело говорить и спорить…»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги