Владимир Ост. Роман

Он немного отошел и огляделся. Храм до самой маковки был одет в строительные леса. Впрочем, леса стояли только с задней стороны и по бокам здания, а обшарпанный фасад, который, похоже, предполагалось ремонтировать позже, был полностью открыт. Словом, будь Осташов сказочным Иванушкой, собирающимся нанести визит Бабе Яге, а церковь – ее избушкой на курьих ножках, ему не пришлось бы требовать у сруба встать к лесу задом, а к нему передом.

Осташов постоял на месте, закурил. Непонятно было, то ли друзья не дождались его и ушли совсем, то ли они просто отлучились куда-то на время (например, за выпивкой) и еще вернутся. Он подумал, что, скорее, второе, и снова подошел к двери.

Ранее не замеченная им табличка на стене сообщала: «Церковь Трех Святителей на Кулишках, XVIII век. Охраняется государством». Судя по нижним ярусам строительных лесов, которые были покрыты ровным, непуганым слоем снега без единого следа ремонтной деятельности, государство охраняло здание, как обычно, без особого рвения.

По другую сторону дверей висела еще одна табличка – уведомлявшая о том, что здесь располагается студия анимации «Взлет». Чему Владимир, естественно, не удивился – мало ли какая организация может находиться в храме?

Как-то, еще в советские времена, гуляя с одноклассниками по центру Москвы, Осташов заглянул в церковь Большого Вознесения на Никитских воротах, где венчался Пушкин (Володя из озорства прошмыгнул мимо зазевавшегося охранника, который дежурил на входе). Там он увидел большое количество оборудования, среди которого выделялись крупные, с футбольный мяч, блестящие металлические шары на стойках, навевавшие мысли о лабораторных уроках физики. А пару лет назад, в начале 90-х, он прочел в какой-то газете, что в постройке, до того как ее вернули православной церкви, действительно была секретная лаборатория по изучению электромагнитных полей.

Словом, ничего странного в том, что в церкви на Кулишках не молятся, а рисуют мультики, не было, и Осташова сейчас гораздо больше интересовало другое: куда, черт возьми, запропастились его друзья? Владимир, однако, тут же признал, что тот, кто сам опоздал, не имеет морального права на подобные вопросы. Он решил набраться терпения и подождать еще полчаса, а затем уж думать, что делать дальше.

На всякий случай он дернул за дверную ручку, хотя было ясно, что Григорий с Василием едва ли находятся внутри. Да и вообще в студии никого быть не могло. Кто станет сидеть на работе в позднее время? Создатели мультиков – тоже люди, они уже наверняка разошлись по домам. Дверь не поддалась. Все правильно. Между тем, сверху донесся какой-то щелкающий стук и, задрав голову, Осташов увидел, что в окне на втором этаже церковной пристройки горит свет. Похоже, в храме все-таки кто-то был. «Что-то я совсем рассеянный с улицы Бассейной, то эти леса на церкви только со второго взгляда рассмотрел, то теперь это окно горящее сейчас только заметил», – подумал Владимир.

– Христопродавцы, – услышал Осташов за спиной скрипучий голос.

Обернувшись, он увидел престарелую женщину с исполненным ненавистью взором.

– Здравствуйте, – сказал Владимир.

– Устроили в храме вертеп.

В этот момент Осташов вдруг засомневался, в нужном ли месте он дожидается друзей.

– А скажите, пожалуйста, здесь одна церковь или, может, поблизости еще одна есть? Я договорился встретиться…

– Испохабили все, – не унималась бабушка. – Ну ничего, недолго вам осталось, скоро вас отсюдова выставят, и, Бог даст, опять здесь будет «Прозрение очес», как полагается.

– Как-как, прозрение очей?

– «Как-как», – передразнила старуха. – Икона Богоматери, которую такие, как ты, антихристы умыкнули.

– Я вас не понимаю, – мрачно сказал Осташов и демонстративно отвернулся. Он и без того был не в настроении. Вдобавок Владимир и в самом деле не понял, о чем она толкует. Он не знал, что означает прозрение очес. Как не знал и того, кто такие три святителя, в честь которых названы храм и переулок. Ему вообще неведомо было, кого принято называть святителями, сколько их вообще – трое или больше? – и чем они, святители, скажем, отличаются от святых. Подобно большинству его сверстников, Осташов не был посвящен в историю русской церкви, не понимал ни истинной сути обрядов, ни терминов православия. Да и не желал ничего этого знать. Что же касается стоящей рядом женщины, следует добавить еще, что он не переносил тот особый род ядовитых старух, которых неизменно встречал, когда случайно забредал в действующие церкви, – на любого входящего в храм такие бабки всегда смотрят как на незваного татарина. Во всяком случае, так казалось Владимиру, и именно такие их взгляды он ловил на себе. Эта женщина была явно из их числа – возможно, жила поблизости и выжидала, когда церковь передадут Церкви, чтобы топтаться там день-деньской, впадая по временам в приступы ненависти к случайным посетителям. «Если еще что-нибудь вякнет, пошлю подальше дуру старую», – подумал Осташов, но женщина больше ничего не сказала. Затем послышалось удаляющееся хлюпанье мокрого снега под ее ногами.