Владимир Раевский

Многолетний изнуряющий процесс над майором Раевским наконец был завершен. Пять лет и восемь с половиной месяцев провел он в темнице.

Прошли в темничной жизни годы, —
И эти каменные своды,
Во тьме две тысячи ночей —
Легли свинцом в груди моей…

напишет он об этом периоде жизни.

Свыше ста томов следственных дел осталось после Раевского. Тогда же состоялось решение и об отставном корнете Григории Раевском, которого в суд ни разу не вызывали «по замеченному в нем помешательству рассудка, и найдя, что он к делу брата… вовсе неприкосновенен и участником в поступках его и сочинениях ни прямым, ни посторонним образом не был… комиссия полагает: освободить упомянутого корнета Григория Раевского из-под ареста, доставить в имение отца, где и быть ему под присмотром родственников».

Пять лет продержали Григория в тюрьме только по подозрению!

Еще в дороге из Тирасполя в Петербург Раевский узнал от болтливого фельдъегеря, что арестованы Орлов, Фонвизин, Волконский, Юшневский и другие члены тайного общества, а Пестеля еще раньше отправили в Петербург. Там Раевский, вовращаясь с допроса, случайно увидел Батенькова, когда того вели по коридору. «И он здесь», — подумал Владимир Федосеевич. В первые дни заключения Батеньков попросил лист бумаги и перо, сочинил письмо на имя императора: «Государь. Не теряйте напрасно во мне подданного, который может принести много пользы в возмездие вашего снисхождения… Вина моя в существе ее проста: она состоит в жажде политической свободы». Письмо было доставлено Николаю I, на котором он написал: «Дозволить писать, лгать и врать по воле его». В каземат Батенькову, как и другим арестованным декабристам, принесли «Вопросные пункты», на которые полагалось ответить без особого промедления. Когда все узники дали ответы на вопросы, Батеньков молчал, а на вопрос «почему он молчит?» всегда отвечал: «Я думаю».

Наконец у членов Комитета терпение кончилось. Генерал Татищев послал нарочного к Батенькову с категорическим требованием немедля возвратить «Вопросные пункты» с ответами. Вскоре были доставлены бумаги. Татищев развернул их. Вопросные листы оказались чистыми, и только на одной странице было написано:

Здесь взор потухший лишь находит
Пространство в нескольких шагах
С железом ржавым на дверях.
Соломы сгнившей пук обшитый
И на увлажненных стенах
Следы страданий позабытых…
Живой в гробу
Кляну судьбу
И день несчастного рожденья!

Доложили императору. «Считать помешанным в уме», — сказал император. Этой версии придерживались два десятилетия. После суда за особое упрямство Николай I не отправил Батенькова на каторгу, как это было решено судом, а упрятал в камере-одиночке «секретной тюрьмы».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ «ТАМ ЗА ВЕРШИНАМИ УРАЛА…»

Мы от декабристов получили в наследство возбужденное чувство человеческого достоинства, стремление к ненависти, ненависть к рабству.

А. Герцен

Суд над декабристами закончился в июле 1826 года. Пятерых повесили, оставшихся в живых заковали в кандалы и небольшими группами сослали на каторгу, в Сибирь, а Раевский продолжал сидеть в крепости Замостье. Дело его было отправлено в Петербург для окончательного решения.

Шли последние дни холодного и дождливого ноября 1827 года. В один из них, в десять часов утра, вооруженный стражник вывел из каземата во двор крепости Замостье майора Раевского. Одетый в старую, потрепанную шинель, Раевский с первых минут почувствовал холод.

Во дворе был уже выстроен, в три фаса, польский полк, содержавший караул в крепости. Там же находился весь штат крепостного начальства во главе с комендантом генералом Гуртигом. Раевского вывели на середину. Теперь все взоры были обращены на него. Чуть в стороне стояли комендант, его адъютант и аудитор[3].

Аудитор достал из папки бумагу и зачитал приговор Раевскому: «Хотя майор Раевский, по удостоверению Комиссии и не принадлежал к составленному после 1821 года злонамеренному обществу и дальнейшее об нем исследование по Комитету о государственных преступниках прекращено было, но за всем тем собственное его поведение, образ мыслей и поступки столь важны, что по всем существующим постановлениям подлежал бы он лишению жизни, и потому насчет его находя приговор Комиссии не соответствующим обнаруженным преступлением, его высочество (Михаил Павлович) полагал майора Раевского, лиша чинов, заслуженных им ордена св. Анны 4-го класса, золотой шпаги с надписью «За храбрость», медали за 1812 год и дворянского достоинства, удалить как вредного в обществе человека в Сибирь на поселение».