Власть и общество: избирательные реформы и их восприятие в Великобритании в последней трети XIX века

В июне в Бирмингеме было проведено массовое чествование Джона Брайта. Отдавая должное радикализму старого типа, Чемберлен заявил, что следует двигаться дальше. Он во всеуслышание выразил мнение передовой группы, заявив не только об обязательстве правительства решить вопросы о расширении избирательных прав и перераспределении избирательных округов. Чемберлен пошел дальше! Он провозгласил принцип «один человек – один голос» и оплату членов парламента. «Избирательные округа, – уверял оратор, – более радикальны, чем палата общин. Палата общин является выразителем народной воли из-за изменений ее состава. Измените выборный орган, и вы измените избранный! Расширение электората будет означать перераспределение политической власти на основе равных избирательных округов. Его речь незамедлительно стала центром внимания нации»[212].

Чемберлен не обошел вниманием и палату лордов. Его нападки на аристократическое правительство относились в одинаковой степени и к вигам, и к тори. Он в очередной раз предупредил пэров, что существование и жизнедеятельность верхней палаты зависит от конституционной и политической целесообразности, не базирующейся на абсолютном праве. А в завершение речи, совершенно не подбирая выражения, Чемберлен выразил удивление отсутствием поздравления от королевы Виктории Джону Брайту, ведь последний столько сделал для развития демократии и процветания страны[213].

Речь вызвала незамедлительный ответ королевы. Она отметила опасный и вульгарный язык министра-радикала и подразумеваемую им критику монархии[214]. Со своей стороны, обеспокоенный Гладстон доказывал необходимость солидарности кабинета и предсказывал неизбежные трудности, если члены партии станут публично выражать различные точки зрения. Хотя «мятежному министру» пришлось принести извинения и заявить, что был неверно понят, в целом Чемберлен сохранил агрессивную позицию, настаивая, что «в интересах любого правительства должны быть депутаты, полностью не потерявшие свою индивидуальность, а сохранившие свой характер». Несмотря на то что Чемберлен в конечном счете был вынужден фактически отказаться от своих слов, он достиг главной тактической цели – вызванный фурор помог привлечь общественное внимание.

Менее месяца спустя основные идеи Чемберлена нашли выражение на страницах еженедельного издания «Фортнайтли Ревю»: «Законодательство в соответствии с желаниями и нуждами большинства, которое не получает выгод от монополий и привилегий, должно создать фундамент для перемен через реформирование представительских институтов. Включение в избирательную систему сельских жителей станет лишь промежуточным шагом. Необходимо всеобщее избирательное право для мужчин, равные избирательные округа, каждый из этих пунктов является жизненно необходимым»[215]. Естественно, подобные высказывания, как и речи, направленные против верхней палаты, задевали за живое не только консерваторов, но и представителей либеральной партии. Промышленник, не получивший образования ни в Кембридже, ни в Оксфорде, даже не член англиканской церкви смеет произносить речи против древних и влиятельных родов Великобритании! К таким как раз и принадлежал маркиз Солсбери, бывший для Чемберлена воплощением всех ненавистных ему черт торизма: снобизма, высокомерия, презрения к нуждам и чаяниям простого народа. Тогда никто не мог представить, что пройдет чуть более 10 лет, и Чемберлен займет пост министра колоний в составе третьей администрации Солсбери.

А пока Солсбери, будучи лидером оппозиционной партии, естественно, стремился подорвать престиж «мятежного» министра, а заодно сыграть на противоречиях в кабинете. Выступая в Бирмингеме, родном городе противника, перед местными консерваторами он рассказывал о голландских часах, в которых при хорошем прогнозе погоды появляется старик, а при плохой – старуха. «Мы можем с уверенностью сказать, что механизм политической системы таков: когда предвидится хорошая погода, появляется лорд Хартингтон, а когда появляется мистер Джозеф Чемберлен, можно ожидать бури». На этот аристократический укол тонким кончиком рапиры Чемберлен ответил через два дня здесь же, в Бирмингеме, ударом грубой дубины. «Лорд Солсбери выступает как представитель класса – класса, к которому он сам принадлежит, класса людей, которые не сеют и не жнут, чьи состояния, как и его лично, ведут происхождение от подарков, которые в былые времена короли делали придворным за их услуги и которые с тех пор росли и увеличивались, пока они спали, в результате взимания растущей доли от всего, что другие люди создавали тяжким трудом, чтобы внести свой вклад в богатство и процветание своей страны»¹. Удар был нанесен не только по Солсбери, но и по всей земельной аристократии, как тори, так и вигам. Нетрудно представить себе, с каким чувством зачитывали эту речь в торийских и вигских салонах.