28 апреля вновь собравшаяся палата общин приступила к обсуждению билля о правах. Важно подчеркнуть, что депутаты из обеих партий опасались роста политического влияния населения в связи с распространением на него избирательных прав. Кто-то отстаивал немецкую систему множественного голосования, что давало два и более голосов – в соответствии с уплаченным налогом. Раздавались голоса в защиту привилегированных «меньшинств» и пропорционального представительства[275]
.В конце апреля консерваторами Рейксом и Томлинсоном вновь был поднят вопрос о перераспределении мест. Рейке предложил дать комитету полномочия составить основные пункты для перераспределения мест. Премьер-министр ответил, что этот шаг «не что иное, как повторение поправки Мэннерса, которая была всесторонне обсуждена и поэтому является совершенно обструкционной». В итоге речь Рейкса не встретила какой-либо поддержки со стороны палаты общин[276]
. До окончания вечера оппозиция внесла еще четыре инструкции, все они были нацелены на расширение полномочий комитета. Две из них затрагивали вопрос о перераспределении, две другие касались регистрации и изменения границ округов. В конечном итоге все они были отвергнуты после раздражительных дебатов[277].Временами казалось, что консерваторы решили не считаться ни с общественным, ни с парламентским мнением и заняли чисто подрывной подход. Даже до начала дебатов «Таймс» критиковала их стратегию как лицемерную и затратную по времени: «Мы отказываемся понять, на каких основаниях консерваторы могут оправдывать подобное предложение (предложение Рейкса. –
Стремясь затянуть прохождения билля в палате общин, консерваторы в очередной раз решили поднять тему исключения
Ирландии из билля. Задача была возложена на Г. Чаплина, известного под прозвищем Сквайр. Сам он не имел титула, но его шурином был герцог, зятем – маркиз, а предком – лорд-мэр Лондона в царствование Карла II. Чаплин, с величественной осанкой, большой красивой головой, сильным подбородком, бакенбардами и моноклем, был яркой и оригинальной личностью, символом провинциального джентри.
За свою жизнь Чаплин провел в палате общин 27 лет и за столь долгий срок приобрел привычку смело браться за самые различные и самые запутанные проблемы. Однажды после двухчасового выступления по проблеме биметаллизма он устало вытер лоб и наклонился к сидевшему рядом Бальфуру:
«– Как я выступил, Артур?
– Великолепно, Гарри, великолепно.
– Ты меня понял, Артур?
– Ни слова, Гарри, ни слова[280]
».Чаплин очень серьезно относился к своей роли представителя аграрного интереса в палате общин, но, пожалуй, не менее серьезно он воспринимал и свою функцию главного распорядителя охот в Блэкни. Во время парламентских дебатов или заседаний кабинета он, бывало, разрисовывал маленькими фигурками лошадей официальные документы. Когда требовалось его присутствие в палате на вечернем заседании для ответа на вопросы, специальный поезд был наготове, чтобы доставить его на место назначенной на следующий день охоты. Где-нибудь между станциями поезд останавливался, и Чаплин выскакивал из него уже в полной «боевой готовности» – в белых бриджах и алой куртке, вскарабкивался на насыпь к ожидающим его слуге и лошади. Имея вес около 250 фунтов, он находился в постоянном поиске достаточно больших и выносливых лошадей и, бывало, за один день доводил до полного изнеможения несколько из них.
Охотничья страсть Чаплина была настолько всепоглощающей, что одно время он содержал две своры собак, конюшню скаковых лошадей, владел лесом с оленями в Шотландии и к тому же регулярно развлекал такого дорогостоящего друга, как принц Уэльский.
Впрочем, в нем всегда присутствовало и чувство долга. Когда Сквайру было уже за 70 лет, во время одной из его последних охот его сбросила лошадь. В итоге было сломано два ребра и проколото легкое. Но до отправки домой он настоял на остановке в ближайшей деревне, чтобы отправить телеграмму консервативному кнуту о том, что он не сможет принять участие в запланированном на данный вечер голосовании.