Власть над миром. История идеи

После того как в 1930-х гг. мир скатился к войне, эти достижения стали казаться еще более ценными и значительными. Восточная Европа, главное поле битвы Второй мировой войны, превратилась в тестовое пространство для экспериментов по систематическому развитию, поскольку образовавшиеся там новые государства были преимущественно бедными сельскохозяйственными странами и демонстрировали быстрый прирост населения – ситуация, с которой Лига Наций не стремилась или не могла ничего сделать. Жители восточноевропейских стран не питали симпатии к советской модели принудительной индустриализации и коллективизации земель, еще меньше им нравились нацистские мечты о том, чтобы навсегда закрепить за ними роль сельскохозяйственных регионов. Новый курс предлагал им альтернативу. Обмен идеями был двусторонним: многие выдающиеся и новаторски настроенные экономисты из целевого региона обдумывали эти проблемы, и американскую теорию послевоенного развития во многом сформировали такие фигуры, как австрийский эмигрант Пауль Розенштейн-Родан, эстонец Рагнер Нурске, уроженец Будапешта Питер Бауэр и евреи, бежавшие из Германии, Ганс Зингер и Альберт Хиршман. В 1943–1944 гг., когда нацисты полностью контролировали Европу, Розенштейн-Родан уже опубликовал свои соображения по послевоенному развитию, основанные на проявившейся в период между двумя войнами на Балканах тенденции «большого толчка», который осуществлялся за счет масштабных инвестиций в промышленность и должен был привести к экономическому росту в перенаселенных регионах «на задворках» Европы. Он предлагал выходить за рамки рынка, демонстрируя, что рынок, предоставленный самому себе, может удерживать экономику в недоразвитом состоянии; вместо этого Розенштейн-Родан предлагал внедрение механизмов планирования, которые координировали бы инвестиции и подталкивали страну к развитию. Для этого мог потребоваться зарубежный капитал, в дополнение к местным ресурсам, однако сама модель отражала опыт, возникший между двумя войнами и демонстрировавший возможности роста в изначально замкнутой экономике. Такие условия существовали не только в Европе 1930-х гг., но и в большинстве стран Азии, Африки и Южной Америки после войны. Преподававший на тот момент в Лондонской школе экономики и политических наук, Розенштейн-Родан пересек Атлантику, чтобы в 1947 г. приступить к работе в недавно созданном Всемирном банке, а затем стать экспертом и советником, помогавшим правительствам по всему миру, а также укрепить репутацию Массачусетского технологического института как одного из главных исследовательских центров по вопросам развития в период холодной войны[334].

Идеи развития активно обсуждались по всему миру. В Южной Америке объемы экспорта сильно упали, вынудив правительство искать новые пути к росту, в частности через расширение внутренних рынков и поддержку промышленности. В послевоенной ООН латиноамериканские экономисты вскоре стали основными сторонниками импортозамещения и принудительной индустриализации: конфликт между относительно близкими взглядами на внутреннюю индустриализацию у стран Латинской Америки, Индии и Восточной Европы и представлениями США о развитии в условиях более открытой экономики, ключевым звеном которой являлось продуктивное сельское хозяйство, затянулся на десятилетия. Существовал и еще один источник экспертных знаний в отношении развития – империя. В период между войнами Лондон и Париж исследовали способы укрепления колониальной экономики – и сокращения ее субсидирования за счет собственных средств – через местные торговые советы и малые инфраструктурные схемы. В Африке на смену окружным властям, которые «знали своих туземцев», пришли научные советники и технические специалисты, знания которых высоко ценились даже после предоставления независимости новыми националистическими элитами и интернациональными организациями. В 1930-х гг. в европейских колониальных службах сформировалось поколение технических специалистов, которые после войны стали ядром международных агентств по развитию[335].