До этого момента МВФ играл на удивление незначительную роль в международных делах. Даже американцы в Бреттон-Вудс не поддерживали полностью свободное перемещение капиталов – они выделяли их «продуктивные» и «спекулятивные» потоки (различие, полностью стершееся к концу века), и даже после того как ОЭСР узаконила некоторую либерализацию движения капиталов в 1961 г., нормальным для государств считалось осуществлять контроль там, где они полагали это необходимым. Первоначальной функцией МВФ являлось обеспечение ликвидности для преодоления долларового дефицита и наблюдение за международным балансом платежей и курса валют. Поскольку движение капиталов было ограничено, фонд преимущественно занимался затруднениями, возникавшими при расчетах между развитыми странами, вызванными слишком быстрым развитием экономики, нехваткой долларов или нежелательными изменениями в условиях торговли. Он крайне редко требовал от заемщиков изменения их внутренней политики и с пониманием относился к их потребности в развитии. Что касается развивающихся экономик Третьего мира, с ними он практически не соприкасался.
В середине 1970-х гг., на фоне страхов перед монетарной нестабильностью, способной спровоцировать новую Великую депрессию, такой подход начал уступать место более системному и ответственному. Роль МВФ в руководстве шатким новым режимом плавающих ставок была закреплена в соглашении, на котором настояли США и Франция: в соответствии с ним МВФ получал полномочия на «осуществление пристального надзора» за политикой валютного курса в странах-участницах. Конгресс США выразил недовольство тем, что МВФ сможет надзирать и над американской политикой, однако согласился на эту меру после того, как представитель Казначейства напомнил о возможном возвращении к 1930-м с их девизом «попроси у соседа» в случае, если финансовые вопросы будут решаться рынком. Сам Саймон, несмотря на свои убеждения, не мог отрицать необходимости институционного вмешательства. На своей первой встрече в Рамбуйе в 1975 г. Большая семерка одобрила эти изменения, подчеркнув тем самым важность нового органа и международной монетарной политики для восстановления единства на Западе[430]
.«Пристальный надзор» люди воспринимали по-разному – даже в самом МВФ. Кризис фунта стерлингов в 1976 г. прояснил, что это определение означало для Саймона, прояснил в том числе и для британцев, которые внезапно оказались вынуждены вести переговоры и с Казначейством США, и с командой МВФ, прилетевшей в Лондон. Если странам-заемщикам нельзя было доверить самостоятельно внедрить необходимые внутренние меры, МВФ говорил им, что надо предпринять. Их главным приоритетом становилась борьба с инфляцией, а не экономический рост, они должны были ограничить дефицит бюджета в публичном секторе, правительству следовало согласиться на более высокий уровень безработицы и принять меры по повышению налоговых ставок и регулированию валютного курса[431]
. Так начался длительный период, когда МВФ выступал в роли санитара в фискальной сфере, выдавая кредиты только с тем условием, что заемщик сократит социальные расходы, установит фискальные, а затем и монетарные рамки и возьмет на себя обязательство не вводить новые тарифы или меры по контролю над капиталом. МВФ превратился не только в финансирующий орган, но и, на глобальном уровне, в инициатора важных реформ во внутренней политике. Единожды познав вкус кредитной «обусловленности», он больше не собирался от нее отказываться. В 1970-х гг. только 26 % займов МВФ сопровождались значительной обусловленностью; к концу 1980-х гг. эта цифра возросла до 66 %. «Даже Бог дал Моисею всего