Власть над миром. История идеи

Последствием стала невиданная доселе трансформация статусов собственности по всему миру. С угрожающей скоростью вода, электричество, уголь, поезда и автобусы, до этого являвшиеся национализированным имуществом, уходили с молотка: в развитом мире поставки пресной воды целым народам передавались в руки частных компаний. Профсоюзы по всему миру утратили былую силу, препятствия для инвестирования и репатриации капиталов устранялись. Что касается глобального валового продукта, доля государственных предприятий, составлявшая в 1979 г. более 10 %, в 2004 г. упала ниже 6 % – в Великобритании, например, она снизилась с 12 % до 2 %, – при этом доходы от приватизации по всему миру составили более 1,25 триллиона долларов[442]. Экономические последствия были спорными – до сих пор не достигнут консенсус касательно того, действительно ли в результате поднялась производительность, – зато рост доходов у тех, кто управлял этими процессами, и расслоение в обществе по материальному признаку были очевидны. Около двух тысяч государственных предприятий было распущено всего за семь лет в одной только Южной Америке – многие из них перешли в руки иностранных корпораций или сделали состояния новому классу супермиллиардеров, таких как мексиканец Карлос Слим. В 1987 г. в Мексике был всего один миллиардер; к 1995 г., в результате приватизации тысячи государственных предприятий, их стало 24. Доходы населения тем временем неуклонно снижались. Это стало, как писал историк Грег Грандин, настоящим «третьим завоеванием Латинской Америки»[443].

В Советском блоке доступ к западному капиталу и рост задолженности привели к падению коммунистического режима, а затем к массированной экономической реструктуризации. Лучшие экономисты Гарварда, заслужившие авторитет на приватизациях в Южной Америке, были приглашены президентом России Борисом Ельциным для того, чтобы составить рекомендации по экономическим реформам. Результаты оказались, мягко говоря, спорными: если приватизация земель отчасти помогла повысить уровень жизни сельских жителей, продажа промышленных предприятий и минеральных ресурсов, до этого принадлежавших государству, способствовала возникновению нового класса заоблачно богатых «олигархов». Экономическое расслоение в обществе спровоцировало ностальгию по Советскому Союзу, что способствовало приходу к власти Владимира Путина[444].

Кризис широко освещался с самого начала. В сентябре 1982 г. мексиканский президент Хосе Лопес Портильо публично разоблачил «финансовую чуму… вызывающую все больший хаос по всему миру» и «шаманов» (в МВФ) с их «слепым гегемониакальным эгоизмом». В 1990-х гг., по мере распространения структурных реформ, критицизм подобного рода усилился[445]. На удивление сложно оказалось обнаружить однозначно позитивные результаты вмешательств фонда. Некоторые критики утверждали, что все дело в политике и что при лучшей экономике, в сочетании с большим взаимодействием с заемщиками и компетентными неправительственными организациями, займы станут более гуманными и эффективными. Если общественные институты, ценности и культура действительно имеют значение, не следует ли включить в условия для предоставления займов также модификацию социальной политики, институционального управления и даже культурных практик? В самом МВФ адаптация шла медленно. Его персоналу трудно было признать, что кризисы не всегда случались по вине заемщиков, а скорее были связаны с принципами функционирования рынков. Иррациональность рынка не являлась привычной темой для размышления у функционеров МВФ; они предпочитали рассматривать ее как саморегулируемую активность. Большинство из них было недостаточно интеллектуально, чтобы предположить, что их собственная политика только усложняет ситуацию, будь то через ослабление регулирования на глобальных финансовых рынках или через раскручивание спиралей дефляции с помощью суровых мер экономии.