— Тем больше поводов уйти у меня было, — отрезал Саруман. — От него мне ничего не надо. Если ты и правда хочешь получить ответ на свой первый вопрос, то я ищу выхода из его владений.
— Значит, ты снова забрел не туда, — заметил Гэндальф. — Путь твой безнадежен. Но неужели ты презреешь нашу помощь? Ибо мы предлагаем ее тебе.
— Мне?.. — переспросил Саруман. — Нет, молю, не снисходи до меня! Я предпочитаю хмурый взгляд. Что же до этой Владычицы — я не доверяю ей: она всегда меня ненавидела и замышляла лихо — чтобы победил ты. Не сомневаюсь, она повела вас этим путем, чтобы насладиться моей бедой. Если б я знал, что вы за мной гонитесь — я лишил бы вас этого удовольствия.
— Саруман, — проговорила Галадриэль, — у нас были иные дела и работы, более нужные, чем охота за тобой. Скажи лучше, что тебя догнала счастливая судьба; ибо сейчас перед тобой последний шанс.
— Рад, если действительно последний, — буркнул Саруман. — Ибо тогда я буду избавлен от необходимости отвергать его снова. Надежды мои рухнули, но я не разделю ваших. Если они у вас есть.
На миг глаза его вспыхнули.
— Езжайте! — сказал он. — Я долго изучал всё это — и не напрасно. Вы обрекли себя и знаете это. И это немного утешает меня — знать, что вы разрушили свой дом, разрушая мой. И вот еще что. Море широко… Какой кораблю понесет вас? — он усмехнулся. — Серый корабль, корабль-призрак… — голос его был надтреснут и жуток.
— Вставай, идиот! — крикнул он другому нищему — тот уселся наземь — и ударил его посохом. — Поворачивай! Если этот милый народ скачет нашим путем — мы пойдем другим. Шагай, не то не получишь на ужин ни корки!
Оборванец повернул и поплелся за ним, хныча:
— Бедный старый Грима! Все бьют, все клянут… Как я его ненавижу! Хотел бы я уйти от него!..
— Так уйди! — сказал Гэндальф.
Но Червослов лишь стрельнул в него темными от ужаса глазами и торопливо затрусил вслед за Саруманом. Проходя мимо отряда, лиходеи заметили хоббитов; Саруман остановился и уставился на них — они же смотрели на него с сожалением.
— Тоже явились позлорадствовать? — сказал он. — Вас не волнует, в чем нуждается бродяга, правда? У самих-то всего вдоволь: еда, крепкая одежда — и лучший табак для трубок. Да-да, я знаю. Знаю, откуда он взялся. Не дадите ли нищему табачку, пострелята?
— Я бы дал, если б имел, — сказал Фродо.
— Возьми, что у меня осталось, — Мерри спешился и рылся в седельной сумке. — Подожди чуток… — он протянул Саруману кожаный кисет. — Бери всё. Он из обломков Исенгарда.
— Мой, мой — и дорого доставшийся! — вскричал Саруман, хватая кисет. — Это лишь уплата долга; ибо вы, уверен, поживились большим… Однако нищий должен быть благодарен, если вор возвратит ему хоть частицу украденного… Что ж, это будет вам по заслугам, если, вернувшись, вы найдете Южный Удел не совсем таким, как хотели бы… Пусть край ваш навсегда лишится листа!
— Спасибо на добром слове! — поклонился Мерри. — В таком случае, я хотел бы получить назад кисет. Он не твой, и пропутешествовал со мной по всем землям. Заворачивай табак в свои лохмотья!
— Обокрасть вора — не воровство, — Саруман повернулся спиной к Мерри, пхнул Червослова и зашагал к лесу.
— Мне это нравится! — хмыкнул Пин. — Ну, и кто ж из нас вор? Как насчет иска за похищение, раны и таскание через Роханд?
— Ох! — вздохнул Сэм. — Он сказал: доставшийся. Как, интересно знать? И что он там говорил о Южном Уделе? Не нравится мне это. Самое нам время возвращаться.
— Время, конечно, — кивнул Фродо. — Но быстрей мы ехать не можем, если хотим повидать Бильбо. Что бы там ни было, а в Светлояр я заверну.
— И правильно сделаешь, — одобрил, подъезжая, Гэндальф. — Но жаль Сарумана! Боюсь, из него уже ничего не выйдет. Он совершенно истлел. И все же я не уверен, что Древобрад прав: чует мое сердце, он еще сотворит какое-нибудь лиходейство.
На следующий день Поравнинье опустело: на севере его никто не жил, хоть земли здесь были зеленые и вольные. Сентябрь принес золотые дни и серебристые ночи, и путники скакали налегке, пока не добрались до реки Лебедяни, и не отыскали старую переправу к востоку от водопада, где река внезапно спрыгивала в низину. Далеко на западе в дымке лежали озера и островки, на которых в камышах гнездились лебеди.
Отряд въехал в Эрегион; занималось утро, мерцая над туманами; и, глядя с вершины низкого холма, где стоял лагерь, путешественники видели на востоке три пронзившие тучи вершины: — казалось, солнце зацепилось за них: Карадрас, Келебдил, Фануидхол. Они были близ Ворот Мории.