Властитель мой и господин

Тине, конечно, было скверно, но и Васко ничуть не лучше.

Он честно пытался прогнать воспоминания о Тине с помощью разных ухищрений, зарегистрировался, например, на сайте знакомств. Создал свой аккаунт, поместил три фотографии, задал желаемые параметры и сразу получил доступ к профилям нескольких десятков кандидаток, но ни одна ему не подошла, верней, одна почти пришлась по вкусу (внешне вылитая Тина), но она украсила свой словесный портрет цитатой из Пауло Коэльо. Мимо. А главное, у всех женщин имелся общий, принципиальный изъян: все они были не Тина.

И вдруг появилась Элоди. Они с Васко стояли рядом у прилавка китайской закусочной, Элоди заказала курицу с имбирным соусом и кантонский рис, а когда пришла очередь Васко, он сказал: “Мне все наоборот: кантонский рис и курицу с имбирным соусом. Элоди засмеялась. Или скорее улыбнулась легчайшей улыбкой, но так, что Васко онемел и столбиком, что твой весенний рулетик, застыл у прилавка. Синеглазая блондинка ушла, а он так ничего о ней и не узнал, не узнал даже имени – Элоди; стоял, едва дыша и глядя, как она уходит, а с ней улыбка, рис, и курица, и синие глаза. Он думал о ней десять дней подряд – не целыми, конечно, днями, а в промежутках между мыслями о Тине. Каждый день заходил в ту китайскую лавочку, надеясь, что счастливый случай снова сведет его с Элоди; от курицы с имбирным соусом и кантонского риса его уже тошнило. И наконец, о чудо, однажды он ее застал! Достаточно умудренный жизнью, чтобы не полагаться на случай целиком и полностью, он понимал, что следующего совпадения их координат в пространстве и времени можно не дождаться, а потому на этот раз осмелился заговорить с ней; они вместе вышли на улицу, сели на скамейку и съели свою китайскую снедь, потом она ушла – мне пора! – но дала ему свой телефон – позвони мне! – а несколько дней спустя они встретились снова в зале Плейель, где она давала скрипичный концерт. Да, Элоди играла на скрипке, как Энгр, и даже лучше, потому что профессионально. А еще писала картины, ее “скрипкой Энгра” была живопись. Она носила туфли на высоченном, сантиметров десять, каблуке, а поскольку и без каблуков в ней было метр восемьдесят росту, Васко, чтобы поцеловать ее, пришлось встать на цыпочки, – ведь он в конце концов поцеловал ее, в два часа ночи на улице Лепик.

Они провели вместе ночи две или три, точнее не скажу – не знаю, но я тогда решил, что между ними началось что-то серьезное. И зря – ничего такого. У Эло, как у Васко, нечто такое только что кончилось, и этот конец ознаменовался глянцевой обложкой журнала “Вуаси”: на ней фотография Элоди под руку с неким певцом варьете была перечеркнута надписью: “Между ними все кончено!” Ей хватило полугода, чтобы любовный капитал иссяк; с тех пор биение ее сердца стало похоже на спазмы, и она уже никому ничего не могла дать, в том числе Васко. Я больше ничего не чувствую, говорила она, полная сердечная анестезия. Как-то утром, утром того дня, когда они виделись в последний раз, Элоди попросила у Васко листок бумаги и простой карандаш (она назвала его “серым” – так говорили в Ницце, откуда она родом) и извиняющимся тоном сказала: если спросить, способна ли я в данный момент влюбиться, то вот простой ответ. Она нарисовала круговую диаграмму – вот такую:

И тут Васко наконец понял то, что вообще понять не так уж трудно, истину столь очевидную, что ее и высказывать как-то неловко: момент, когда происходит встреча, куда важнее для судьбы любви, чем личность того, кого встретишь. Kairos[32] – растолковал ему Алессандро, большой ценитель греческих слов. Удачный момент. А с синеглазой скрипачкой он встретился в такой же неудачный момент, как с зеленоглазой актрисой тому назад полгода. И вот теперь зеленоглазая актриса выходит замуж за другого человека, у которого, скорее всего, немало достоинств, но главное из них – то, что он оказался в нужном месте в подходящий момент, а именно от этого, как ни глупо, обычно и зависит счастье в любви.

Проклятый кайрос! – вздохнул Васко. И все-таки я ей напишу. Напишу Тине.

15

И написал письмо, опять.

Но и на этот раз, несмотря на все предосторожности Тины, его достал из ящика Эдгар.

И в ответ на него опять отправил мейл.

Теперь уже пообещав не просто размозжить Васко голову, а убить.

Получать угрозы неприятно, особенно поначалу.

Поначалу тебе неспокойно, ты не выходишь из дому или выходишь с опаской, но мало-помалу привыкаешь, говоришь себе: это всего лишь слова, – по крайней мере так рассказывал мне Васко. Перспектива надолго сесть в тюрьму, думал он, удержит Эдгара от убийства; переломать Васко ноги битой – это да, на это он, пожалуй, способен, но представить себе, что Эдгар достает револьвер и стреляет в него, невозможно. Я подбивал его все-таки подать жалобу или хотя бы заявление в полицию на всякий случай, но нет, Васко не хотел – он хотел одного: увидеться с Тиной, и надеялся, что она в следующую среду пойдет на аукцион Christie’s неподалеку от Елисейских Полей.