Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны

Все как будто случилось в один момент. Конечно, «Шелл» была больше перевозчиком, чем производителем. После неудачи со Спиндлтопом у Маркуса осталось пустовать четыре крупных танкера, построенных специально для Техаса, и он переоснастил их для перевозки скота. В это же время имела место международная рецессия в торговле, из-за чего рухнули грузовые тарифы. «Стандард ойл» развязала против него очередную войну цен, сбивая их то в Европе, то на Востоке, а иногда и везде сразу. Сердитые письма полетели между Маркусом и Детердингом, между Маркусом и Ротшильдами. Акции «Шелл» упали в цене, а из-за слухов о трудностях компании обрушились еще ниже. Между 1903 и 1906 годами цена акции сократилась с 3 фунтов до 23 шиллингов. Детердинг, который давно глядел на «Шелл» голодными глазами, приготовился к прыжку.

Но что в конечном счете позволило ему взять компанию под контроль, так это череда событий на европейском рынке.

На рубеже веков Маркус сформировал маркетинговый консорциум с «Дойче банк» на Западе – примерно такой же, как Азиатская нефтяная компания на Востоке – названный PPAG.

На этот раз договор составлялся гораздо внимательнее предыдущих. Маркус был уверен, что за ним практические неиссякаемые запасы нефти, и настоял на внесении условия, по которому обе стороны обязались увеличивать свой вклад каждый раз, если это сделает другая сторона, но теперь именно «Дойче банк» сослался на это условие. Он приобрел крупную и чрезвычайно прибыльную румынскую нефтяную компанию и решил увеличить размер своего нефтяного пула и число вспомогательных сооружений. Маркус, будучи не в состоянии выплатить свою долю, попросил освободить его от контракта. «Дойче банк» согласился выкупить у него акции по номиналу при условии, что «Шелл» продаст ему шесть танкеров из своего флота по «балансовой стоимости».

Это было суровое требование, ведь для Маркуса его танкеры были чуть ли не родными детьми, и над каждым гордо реял британский флаг. Пытаясь спасти их, он провел переговоры с Детердингом о слиянии с «Роял датч». Несколькими годами раньше «Шелл» могла бы купить Детердинга с потрохами, а теперь Маркусу оставалось надеяться на то, что тот согласится хотя бы на 50 на 50. Оказалось, что он даже слишком оптимистичен, так как Детердинг в ответ предложил схему, по которой «Роял датч» получит 60 процентов акций, а «Шелл» – 40 процентов. Маркус попросил времени подумать, но думал так долго, что в конце концов ему пришлось отдать шесть кораблей «Дойче банку» по крайней цене.

Тогда Детердинг немного смягчил условия. Маркус будет председателем новой холдинговой компании и сохранит особое право голоса 5 к 1, которым пользовался благодаря владению акциями. И чтобы гарантировать защиту интересов «Шелл», «Роял датч» возьмет 25 процентов обычных акций по 7 шиллингов сверх действующей цены.

И снова Маркус попросил время на размышление. «Сейчас я чувствую себя щедрым, – сказал ему Детердинг. – Я сделал вам предложение, но, если вы покинете зал, не приняв его, предложение будет отозвано». И Маркус согласился.

Это был крах, ведь, несмотря на все великодушие условий, окончательный контроль над «Шелл» переходил к «Роял датч», в иностранные руки. Однако этот крах оказался довольно удачным и для «Шелл», и для Маркуса, потому что «М. Сэмюэл и Кº» с ее кликой братьев, зятьев и племянников в руководстве и небольшим числом рядовых сотрудников, как и указывал Лейн, была уже не в состоянии управлять организацией такого размера и размаха, как «Шелл». У Маркуса был едва ли не гениальный деловой нюх, но теперь от него потребовался и административный гений, педантичное внимание к деталям, которое мог обеспечить Детердинг, но не Маркус. «Роял датч Шелл», как стало называться объединение, оказалось прямо-таки неуязвимой комбинацией. Прибыли неумолимо ползли вверх, и Маркус, уже сколотивший себе немалый капитал к моменту слияния, разбогател до такой степени, что потерял счет своим миллионам. Он перебрался из своего георгианского городского дома на Портленд-Плейс в великолепный особняк в Мэйфере, в дом номер 3 по Гамильтон-Плейс, по соседству с Леопольдом де Ротшильдом. Он купил океанскую яхту – 650-тонную «Леди Торфиду». Он любил рыбачить и мог позволить себе посидеть с удочкой у собственного озера с рыбой на собственной земле. Он любил смотреть крикет и имел собственное поле, которое теперь принадлежит графству Кент, и личный павильон. Он очень хотел обеспечить будущность своих детей и внуков, поэтому купил двадцать «золотых» акров в Мэйфере в районе Беркли-сквер и учредил семейный трест. Деньги, как часто повторяет его биограф, для него значили немного, зато очень много значили вещи, которые можно было на них купить, а некоторые вещи, которые он любил больше материальных, например общественное признание, обходились по-настоящему дорого. Только богатый человек мог тогда, да, впрочем, и сейчас, избраться в лондонские олдермены, и только очень богатый мог иметь хоть какие-то шансы стать мэром.