Пушкин никогда не извинил Титову этой выходки, даже спустя семь лет в наброске «Мы проводили вечер на даче» (1835) он, как известно, вывел его под именем Вершнева,
«Вершнев один из тех людей, который обладает убийственной памятью, которые все знают, и все читали и которых стоит только тронуть пальцем, чтоб из них полилась их всемирная ученость».
Но, подумав, Пушкин даже это место зачеркал в черновике.
Намек был слишком красноречив. Пушкин не захотел пустить Титова на свою беловую страницу даже карикатурой.
Написав об
Только полвека спустя после рокового хищения, в 1913 году повесть Титова все же вошла в круг внимания пушкинистов, как тень пушкинского перла.
И лишь в 50-е годы «Уединенный домик на Васильевском» был включен – Пушкинским домом, – в академическое издание полного собрания сочинений А. С. Пушкина в десяти томах, в 9 том, среди приложений, набранных меленьким шрифтом.
Скажу сразу, что попытка восстановить истинный текст Пушкина через исправление литературной записи Титова – задача невозможная.
Да я перед собой ее и не ставил.
Цель была поставлена намного скромнее, всего лишь приблизиться к замыслу Пушкина, исправить явные несуразности повести «Уединенный домик на Васильевском».
Выправить опус дебютанта Титова 20-ти лет, по сути, его первый прозаический опыт в литературе.
Исправить слог и стиль плагиатора.
Разбить повествование на главы.
Гармонизировать ритм.
Акцентировать повороты пушкинского сюжета, которые плагиатор и не заметил, и не уразумел.
Кроме того, (размышлял я) именно в этом названии строго дана главная мысль поэта – описать историю влюбленного зла в духе повести того же Казота «Влюбленный дьявол». Назвав свой сюжет «Влюбленный бес», Пушкин благородно не хотел скрывать первоисточник собственной мысли и желал, открыто помериться силами в исполнении уже апробированной темы. Кроме того, мотив влюбленного зла уже был опробован Пушкиным и в «Цыганах» и в «Гавриилиаде».
Рыхлое длинное и бессмысленное топонимическое название Титова «Уединенный домик на Васильевском» только заслоняет смысл, да и вовсе не во вкусе Пушкина. Пушкин предпочитал называть свои вещи коротко. Лучше, одним словом:
Итак, пусть будет «Влюбленный бес»!
Как надгробный камень над похороненным текстом.