Вместе

– Уэс – твой друг?

– Да.

– Это ты придумала “АутенДруга”?

Кошмар какой-то, подумала она.

Пусть это побыстрее закончится.

– Да.

– Уэс тоже участвовал в создании “АутенДруга”?

– Да. Он написал программу на основе моей идеи.

– Это ты придумала “БуДöм”?

– Нет, – быстро ответила Дилейни. Это было почти правдой.

– Ты причастна к его созданию.

– Я знакома с Силом.

– Из-за этого мне пришлось переехать в кампус, – сказал Габриэль. – Моим детям нравилось ходить в школу в Пацифике. У них там были друзья, любимые учителя, знакомые детские площадки, пляж. А теперь мы все живем здесь.

Дилейни не знала, что на это сказать, поэтому промолчала. Габриэль продолжал:

– Ты имеешь отношение к “бананоскаму”?

– Я была с Уэсом, когда он выдвинул эту идею.

– А к “АнонИдее”?

– Да.

– Такое ощущение, что когда возникает какая-то новая идея, ты всегда оказываешься в той же комнате. Это так?

Она смогла переформулировать вопрос так, чтобы ответ показался правдивым.

– Я об этом не думала. – В какой-то степени так оно и было. Она не думала о том, что находится в комнате, где возникают идеи.

– Ты работала во “Внемли”, когда они предложили расширить программы прослушивания.

– Да.

– Как ты относишься к их требованиям?

– К каким требованиям? – спросила она, и Габриэль разочарованно вздохнул.

– Что “Внемли” должна стать инструментом предотвращения домашнего насилия и жестокого обращения с детьми, что у “Вместе” и государства должно быть право прослушивать все частные аудиозаписи и сотрудничать с полицией.

Дилейни припасла вполне правдивый ответ:

– Это поможет спасти многих людей.

– Почему ты пришла сюда?

– Ты уже спрашивал меня об этом, – сказала Дилейни, понимая, что это избитая тактика. Виновный даст заученный ответ. Невинный поступит естественным образом – заметит повтор.

– Ты смогла бы солгать ради великой цели?

– Что?

– Если бы тебе показалось, что ложь нужна ради благородной цели, ты бы солгала?

– Да.

– Твое имя, Дилейни, по-ирландски означает “темная лошадка”. Ты знаешь, почему твои родители тебя так назвали?

– Понятия не имела, что это значит, – совершенно искренне ответила Дилейни. – Они просто говорили, что это традиционное для нашей семьи имя.

– А ты – темная лошадка?

– Нет, – ответила она, уверенная, что эту ложь система точно распознает.

– Ты знакома с работами Мины Агарвал?

Дилейни опустила взгляд, не желая, чтобы камера, где бы она ни была, засекла смятение в ее глазах. Он перешел к козырям, подумала она.

– Да. Я прослушала два ее курса в колледже.

– Расскажи мне о профессоре Агарвал.

– Она была блестящим преподавателем. И думаю, остается таковым. Она больна. Ты с ней знаком?

– Ты поддерживаешь ее теории?

– Какие именно? – спросила Дилейни. – У нее сотни статей.

Она почувствовала, что Габриэль улыбается.

– Она одобряет то, что ты здесь работаешь?

Ну, это легко.

– Нет.

– Ты общалась с ней после того, как тебя сюда взяли?

– Нет. – Какая она молодец, что не стала выходить на связь с Агарвал!

– “Вместе” – монополия?

– Нет.

– Почему?

– Ничто не мешает потенциальным конкурентам вступить в игру. Я написала об этом работу. Наверное, тебе это известно?

– Ты согласна с теорией Агарвал, что человеческий вид продолжает эволюционировать?

– Даже не знаю, – сказала Дилейни. Чистая правда.

– Агарвал пишет, что люди не хотят быть свободными. Ты с этим согласна?

– Она говорит, что большинство людей не хотят быть свободными.

Наступила странно долгая пауза. Она видела, как Габриэль касается экрана.

– И ты с этим согласна? – наконец спросил он.

– Я не знаю, какой процент людей соответствует этому описанию, но некоторые действительно предпочитают, чтобы им говорили, что делать.

– Их больше половины?

– Не знаю, – ответила Дилейни, не сомневаясь, что эта ложь будет замечена.

На самом деле она знала цифру – настолько точную, насколько это возможно, к тому же легко запоминающуюся: 82/82. Восемьдесят два процента людей хотели, чтобы восемьдесят два процента решений принимались за них.

– Люди, работающие в компании, попадают в эту категорию – тех, кто не хочет быть свободными?

– Точно не знаю, – сказала она и тут же мысленно себя обругала.

Неумный ответ. Надо было сказать “нет”. Она прокололась, и теперь ее точно уволят. Хороший лояльный “совместный” не может думать, что его коллегам наплевать на свободу. Стоит ли пытаться исправиться? Молчание Габриэля подсказывало, что он дает ей время, как будто понимает, что она обязательно попытается как-то вывернуться.

– Мне кажется, что везде есть такие люди, что они были всегда – задолго до появления “Вместе”. Поэтому вполне логично предположить, что и здесь есть те, кто не понимает разницы между свободой и несвободой, или те, кого эта разница не очень волнует.

Габриэль молчал целую вечность.

– Как лучше всего реализовывать свою свободу?