Вместе

– Нужна настойчивость. Нужно отказаться от привычного. Сломать сложившиеся схемы. Бросить рациональный вызов иррациональным правилам, быть готовым на одиночество, социальную изоляцию. Нужно сопротивляться дурной власти. Не пасовать перед авторитетами. Нужно отвергать ограничения. Нужно самому выбирать, в чем участвовать, а от чего отказаться.

Замолчав, Дилейни осознала, что сказала слишком много. Габриэль опять надолго замолчал, она видела, как он листает что-то на экране планшета. И какого черта она так разболталась. Однако многие в компании – и наверняка Габриэль тоже – ценили свободу мысли и самовыражения, пока она не шла во вред бизнесу, конечно.

– Почему ты разозлилась на рейнджера на пляже?

– Прости, что? – Она действительно не поняла, о чем он.

– Вскоре после твоего прихода в компанию ты хотела пройти на Оушен-Бич, но тебя остановил охранник. Он должен был проверить твой телефон и браслет. Почему это тебя разозлило?

– Я не разозлилась, – соврала Дилейни, зная, что эта ложь очевидна. – Я просто удивилась. Раньше там такого не бывало.

– Когда ты была рейнджером в нацпарке, тебя раздражало требование для туристов носить с собой телефоны?

– Нет. Это обеспечивало безопасность.

– Ты написала жалобу.

– Ничего я не писала. – Писала, но в бумажном виде, в лесничестве в Нью-Мексико, сто лет назад. Она поверить не могла, что эту бумажку каким-то образом сохранили и оцифровали, а Габриэль Чу ее нашел. – Честно говоря, не помню такого.

– Почему ты решила жить в доме трогов?

– Это было дешево, – сказала она. По крайней мере, отчасти это правда.

– Исследования показали, что если говорить об общих расходах и удобствах, такая жизнь обходится дороже.

– Но аренда-то дешевле. – Она рассмеялась. Может, вернуться к тактике смешливой идиотки?

– Зачем тебе абонентский ящик в почтовом отделении?

– Мне пишут знакомые троги и пожилые родственники, – сказала она и поняла, что естественнее всего было бы возмутиться, что он об этом знает. – В кампусе же запрещена бумага. – Она снова попыталась хихикнуть.

– Тебе нравится жизнь в кампусе?

– Да, – ответила она, и это было правдой.

– Что было в папке у Ханса-Георга?

– Не помню. – Ложь вырвалась непроизвольно.

– Ты видела что-нибудь странное во время медицинского осмотра?

Ну вот и оно. Ничего не остается, как говорить правду, причем не раздумывая.

– Да. Мне показалось, что я увидела снимок УЗИ Мэй Холланд.

– Ты кому-нибудь рассказала об этом?

– Нет.

– Люди хотят быть свободными?

– Многие люди уважают границы, – сказала Дилейни.

– А ты уважаешь границы? – спросил он, будто ему действительно было любопытно.

– Во многих сферах – да.

– Я хочу предложить тебе подождать несколько недель, прежде чем переходить в “СооПред”. Ты не будешь возражать?

– Нет, все нормально.

Он знает, подумала Дилейни. Он все знает.

– Почему ты пришла сюда? Прости, что спрашиваю снова.

Он точно все знал. Дилейни вцепилась в ручки кресла, собираясь встать. Он повернул к ней голову.

– Ты меня пригласил.

– Почему ты пришла работать в компаниию?

– Ты ведь уже об этом спрашивал.

– Извини. Можешь ответить еще раз?

– Я сказала, что хочу быть в центре мира. И это правда. Я хочу что-то изменить. Здесь и во всем мире.

Ей самой понравилась последняя фраза. Это было и честно, и банально. Через мутноватую ширму она увидела, как он кивнул, словно она подтвердила все его подозрения.

36 “Колонны”

Каким облегчением было больше не переживать! Дилейни выходила из Гнезда, трясясь, ожидая, что ее в любой момент выпроводят из кампуса или вообще швырнут в Залив. Они так делают? Наверняка. Тут все возможно. На ней просто поставили эксперимент. Допросили, поиграли. Она подумала о судебном иске. Вдруг Габриэль сделал что-нибудь противозаконное? Может, это было эмоциональное насилие? Не запрещено ли соглашениями, которые она подписывала, заранее рассказывать о таких играх разума?

Когда она вышла из здания, ярость несколько стихла, но ее разрывало между еще более сильным, чем прежде, желанием уничтожить “Вместе” и желанием сбежать. Я же просто человек, думала она. Я заслуживаю жизни, заслуживаю счастья. Почему просто не бросить это все? И пусть род человеческий деградирует. Каждая минута, проведенная на Трежер-Айленде, усиливает паранойю. Я же могу просто сбежать. В мире еще есть свобода.

В полном раздрае она брела через Ромашку. Только что была готова упаковать свои пожитки, сесть в метро и поехать в аэропорт, а там сесть на первый рейс до Сиэтла, но в следующую секунду ее вновь сжигало желание отомстить. Она слишком долго ходила вокруг да около, нужно сосредоточиться. Даст себе месяц. Месяц – и либо она уничтожит этого монстра, либо уйдет.