Вначале будет тьма // Финал

Степан Романович Глебов, будущий командир пятьдесят шестой долговременной экспедиции международной космической станции, вырос во Владивостоке, на улице Леонова, в красном кирпичном доме с видом на другой красный кирпичный дом. Его отец, милиционер Роман, дома был Ромой, на работе – Романом Григорьевичем, а для всех районных (себя они называли леоновцами) просто дядей Ромой. Дядя Рома никогда не пил. Его жена, тетя Наташа, тоже никогда не пила. За эту несправедливость супруги расплачивались по-разному – но неизменно жестоко и всегда друг с другом. Тетя Наташа, например, вскоре после рождения сына Степы перезнакомилась со всем милицейским участком тет-а-тет. Дядя Рома отвечал ей тоже с глазу на глаз. После таких разговоров тетя Наташа предпочитала глаза прятать.

Степа рос молчаливым ребенком. До десяти лет в его жизни все шло заранее известным и оттого нестрашным и понятным чередом. Степа вставал в семь часов утра, завтракал чем бог послал, шел в школу (в школе Степа старался задержаться до того времени, до которого позволяли приличия и его желудок), возвращался домой – и, наскоро поужинав с мамой (отец возвращался позже), садился делать уроки. За уроками он обычно засыпал. Общался он в течение дня только два раза – после уроков в школе (с другом Женей) и дома за ужином (с мамой). В десять лет жизнь Степы изменилась. В десять лет мама принесла из больницы непонятный кричащий сверток, а друг Женя дал Степе погонять свой плеер. В плеере была только одна группа. Группа Space.

Как обычно и бывает, для примирения двух супругов-леоновцев из красного кирпичного дома требовалась самая малость. Весила малость при рождении пять килограммов, из чего оба родителя сделали вполне закономерный вывод, что малость вырастет великаном. Рома Романович осветил небольшую квартиру на Леонова. Дядя Рома стал возвращаться с работы раньше, тетя Наташа перестала гулять налево и направо, сосредоточившись на ребенке перед носом. Дома стало громче, жарче, красивей. Все чаще стали наведываться гости. Все танцевали вокруг Ромы, розового голого богатыря, – не танцевал только Степа. Он танцевал под Space. С рождения брата количество разговоров Степы уменьшилось в два раза. Он перестал общаться с мамой за ужином – чаще он брал тарелку в свою комнату и ел под электронные, звучащие как будто из космических глубин, биты. Он ложился под синтезаторный вой Дидье Маруани, вставал, слушая басы Янника Топа. И вся его жизнь до самого выпускного дня как будто складывалась в пять острых серебристых букв на незнакомом языке: «Space». Тогда же Степан Романович решил, что станет космонавтом. Его родители старели, его родной брат рос, но Степа не смотрел по сторонам. Он читал в библиотеке книжки о космосе, смотрел по телевизору передачи про космические полеты, спрашивал в школе у физика про гравитацию (но чаще про ее отсутствие). Только глубокой ночью Степа позволял себе взглянуть в окно – туда, где среди далеких мерцающих звезд Дидье Маруани в скафандре перебирал клавиши. Там, далеко, не было ни его брата, ни мамы, ни папы. В глубоком космосе были только музыка и звезды.

– Go![35] Go, Глыба, мать твою за ногу! Мяч, блин, отбирай!

– Slavonian freaks… Where? Where are you going then! Ball! Take away fucking ball![36]

В модуле Tranquility было душно. Из колонок доносились мягкие переливы Дидье Маруани, но казалось, о группе Space все уже забыли. Перед небольшим ноутбуком парили три космонавта и кусали ногти. Дополнительное время началось с активной работы славонцев. Счет все еще был 3:3, но рвущийся вперед Конопчич всем своим видом показывал, что любое неаккуратное действие со стороны сборной России по футболу может привести к фатальному результату. Поэтому сборная России по футболу играла осторожно. Иван Баламошкин и Федор Колчанов пытались удерживать нападающих Славонии в центре поля, но те упорно вели мяч на защитников. Царь хмурился, Заяц подскакивал, Глыба не двигался с места. Все были напряжены. Удерживали мяч славонцы.

– Чё такое?

– What?[37] Вань, где video?[38]

– Да не знаю!

Иван Откосов рвал на себе волосы. Картинка на ноутбуке застыла в тот момент, когда Конопчич особенно грозно и как будто с какой-то злой хитринкой посмотрел на соотечественника Джвигчича. Джвигчич оскалил зубы в сторону ворот. Счет был 3:3. Ситуация была критическая. Джейми Уоллес, как главный на корабле механик по ноутбукам, вскочил с места и начал барабанить кулаком по клавиатуре, широко выпучив глаза. Другой американец, Фостер Уиллис, стал летать из угла в угол. Наконец Откосов собрался с духом и поплыл, отталкиваясь от блестящих стенок, к командиру Глебову.

Командир Глебов сидел в модуле «Заря» и методично перебирал в голове воспоминания из детства. Шепотом он безостановочно проговаривал мантру всей своей жизни: «Маруани». В таком виде командира и застал Иван Откосов.

– Степа… – голос Откосова срывался на фальцет, – Степан Рома-аныч! Че-пэ! У Americans ноут. Каюк!

Степан Романович Глебов с трудом поднял глаза на бортинженера.

– Завис?

– За-авис!

– Сейчас буду. Go[39].