Вначале будет тьма // Финал

Степан Романович Глебов вглядывался в космос и ничего не видел. Он пролетел тысячи километров, поменял несколько экипажей, он видел звезды, планеты, но ничего похожего на Бога ему ни разу не встречалось. Где-то снизу доносились всплески аккордов, драм-машина играла бас, где-то снизу кипела жизнь, американцы выкрикивали что-то по-английски, а Откосов что-то сипел под нос по-русски. Глебов взялся за голову и замычал. Перед его глазами проплывали годы со сверкающими буквами: «Space». Степан Романович посмотрел на свои колени. За «Space» ничего не было. Не было смысла, Бога, Маруани в скафандре за синтезатором. Были только звезды. Был только финал. Глебов закрыл глаза и ударил кулаком по лбу. Что-то все равно было. Как будто сквозь серебристые электронные буквы пробивалось что-то знакомое и близкое. Командир Глебов не мог вспомнить, что это такое. Мама пролетала мимо под барабанный стук галактических гитар, улыбаясь подбитым глазом, отец вышагивал глухой бит драм-машины, приставляя руку к козырьку фуражки, красный кирпичный дом на улице Леонова разбирался на кубики, атомы электронных звуков, смешиваясь с кирпичиками-атомами красного кирпичного здания напротив, Женя пролетал мимо на самолете, а дымный хвост от самолета передавал Степе привет и голосом священника начинал что-то тихо петь по-английски, и мама Жени раскрывала книжку, а буквы летели из нее, как клавиши Дидье Маруани в белом облегающем скафандре. Командир Глебов задыхался. Люди остались на Земле. Никого не осталось в космосе, кроме Степана Романовича Глебова. Остался только Степа.

– Степан Романыч… А можно, как в прошлый раз? Ну, turn on – turn off, а? Зависло опять…

В купол залетел Откосов. Он часто моргал и тяжело дышал.

– Вань.

– А?

Командир Глебов взял Откосова за ворот футболки.

– Бог есть?

– Бог?

– Бог.

Откосов сглотнул.

– Это вопрос философский. Я вот – не верю. Но! – быстро добавил Откосов. – Может, и есть! Зависит от, можно сказать, точки зрения. – Иван выдержал философскую паузу. – А футбол, Степан Романыч? Поправите?

– Поправлю. Иди, – Глебов отпустил было Откосова, но вдруг что-то вспомнил. – Подожди!

– А?

– Зачем ты хиромантию эту на плеере поставил?

– Так там группа была: «Космос». Я такую не знаю, но подумал, что концептуально будет.

– Выруби.

– O’key![40] Мне тоже, если по совести, не очень. Тягомотина какая-то. В башке пиликает аж.

Глебов отпустил бортинженера. Он исчез несколько озадаченным, но все же счастливым красным пятнышком где-то внизу. Степан выдохнул, попробовал собрать мысли в кулак. Маруани замолчал. Командир Глебов в последний раз посмотрел в иллюминатор. Земля плыла перед Степаном Романовичем, а звезды освещали ему проход. Командир Глебов прижался рукой к стеклу. Космос ответил ему вспышкой солнца.

В модуле Tranquility было как никогда опасно дышать. Фостер ускорил свой полет по отсеку и теперь стукался в три раза чаще, Уоллес гипнотизировал глазами клавиши ноутбука, а Откосов, как ему казалось, поседел. Игра зависла на едкой шутке комментатора, обращенной к поминутно прыгавшему от одной штанги до другой вратарю Давыдову – ситуация накалилась до предела, иногда понять, кто ведет мяч, было решительно невозможно. Сейчас мяч вели наши – Зимин передавал пас Нготомбо, бежавшему к флангам славонцев практически по бровке. Лицо Зимина изображало решительность и отвагу. Лицо Нготомбо изображало музыкальный инструмент гобой. Шли последние минуты первого тайма дополнительного времени. Нервы висели под потолком.

В модуль пролетел Степан Романович Глебов. Иван Откосов, Фостер Уиллис и Джейми Уоллес вытянулись по стойке «смирно» и с мольбой в глазах уставились на командира. Глебов изящно проплыл мимо них всех к ноутбуку, выключил его (космонавты задержали дыхание), затем снова включил (космонавты выдохнули). Из экрана полился нервный голос комментатора. Мяч удерживали в защите наши. Заяц подскочил на месте и перекинул мяч Глыбе, Глыба сглотнул и побежал навстречу славонцу Дюжему. Дюжий сглотнул и побежал навстречу Глыбе.

Степан Романович Глебов начал что-то вспоминать. Чтобы не сбить мысль, он решился уже вернуться обратно в «Звезду», как Фостер, тихо подлетев к нему, заискивающе спросил:

– Stepan Romanich! Sit with us, please! Look, what Glyba gets up. Real rock![41]

– Rock?[42]

– True rock![43]

Глебов протиснулся между двумя американцами (Откосов обиженно подумал про Бога) и начал смотреть матч. На поле шла война. Славонцы снова отобрали мяч, Джвигчич готовился к реваншу, вратари буравили глазами нападающих, а нападающие не отрывали глаз от мяча. Счет был все еще 3:3. Первый тайм дополнительного времени заканчивался. МКС болела за русских.