Вначале будет тьма // Финал

Командир Глебов наконец-то вспомнил. Больше ему не нужны были группа Space, Дидье Маруани, космос. Глебову не нужен был даже Бог. Командир вдруг понял, что, преодолевая сотни километров на пути к звездам, он от своего Бога только удаляется. Командир Глебов тихо, про себя шепнул: «Давай, Ром. Давай!». Его шепот стал разрастаться и перерос в крик, Степан Романович ударил кулаком по клавишам ноутбука, но ничего не остановилось. Комментатор все так же плевался словами, болельщики с далеких земных трибун все так же галдели – и только Глыба ударил по мячу в сторону бегущего левее Феева. Командир Глебов от восторга вскрикнул и обнял Фостера Уоллеса. Уиллис расплакался, а Откосов закусил губу. МКС смотрела финал чемпионата мира по футболу. МКС болела за русских.

Роман Романыч Глыба выдохнул от хорошего паса, улыбнулся и мельком посмотрел на небо. В его голове ворочались камни мыслей. Глыба думал о скользком взгляде Джвигчича, о мяче, который Виктор Феев уводил все дальше в глубь славонской обороны. Глыба утер ладонью со лба пот и вспомнил, как еще совсем маленьким бегал по дому, стукаясь о дверь в комнату брата. Степа никогда ему не открывал. Он слушал электронную музыку, которая Роме никогда не нравилась, и мало бывал дома. А потом вообще ушел, фамилию поменял… Глебов – пф! Роман Романыч фыркнул. Зато дальше – космонавтика. Звезды. Глыба вгляделся в небо и представил сияющий космолет с таинственным названием: «Эм-Ка-Эс». Камнем упала в голову приятная мысль – может, он там, наверху, в скафандре, с электрогитарой смотрит на него? На маленького Рому Глыбу. Он, наверное, болеет за него. Его брат Степа. Вдруг сзади до слуха Глыбы донесся надрывной крик:

– Ром! Не зевай!

– Ага.

И Роман Романыч Глыба снова сосредоточился на игре. Счет все еще был 3:3.

Пенальти

Шел дождь. Не такой, не проливной, когда Майн выходит из берегов и подтопляет новые домики, выстроенные в длинные ряды на Шванхаймер дюне. Сначала штадтрат хотел сдавать их начинающим самостоятельную жизнь студентам, молодым парам, клеркам, актерам. Задумка была в том, чтобы создать оазис праздника молодой жизни, котел, в котором могли бы вариться судьбы людей, новые идеи, творчество. Но закончилось все как всегда. В последний момент было принято политически правильное решение, и подтоплялись теперь домики иммигрантов, обильно населявших эту часть города на изгибе реки. И в том, что случалось с их жилищами в такие дни, была какая-то грустная ирония.

Аэропорт не закрыли, это точно. В окно она видела движущиеся огни и понимала, что самолеты взлетают и садятся в Альбрехт Дюрер Флюгхафен. Квартира была как раз на другой стороне реки от дюн – на Шторхгассе. Небольшая, но уютная, ее хватало для троих. Муж не любил футбол и давно ушел укладывать их маленькую дочь спать, да так и уснул вместе с ней. Причем, возможно, значительно раньше малютки.

Странно, но она не смогла заставить себя нервничать. Просто сидела и смотрела на экран телевизора. На котором сейчас разворачивалась заключительная часть драмы под названием «Финал чемпионата мира по футболу». И весь мир на это смотрел. На издерганного в беспрерывной борьбе вратаря российской сборной. На славонцев, расстроенных тем, что не удалось дожать соперника до серии пенальти. На болельщиков обеих команд, в волнении застывших в ожидании развязки. Все это было как-то… зря, что ли. И тут камера выхватила скамейку российской сборной. Сердце дернулось отчетливо и странно. И замерло. Уже славонцы радостно вскинули руки, уже свистнул судья, фиксируя взятие ворот, и соседи в квартире за стеной ликовали и громко праздновали. Ничего этого она не слышала и не видела. На застывшем экране осталось изображение человека, которого она всеми силами старалась забыть. В новой жизни он был не нужен и даже в какой-то степени опасен. Густые кудри шевелил ветер, и упрямый взгляд был полон желания и любви. Зимняя Москва такая красивая, если смотреть на нее с двадцать пятого этажа.

0:1

Банкет-холл «Лужников» готовился к окончанию матча. Доклады теперь приходили ежеминутно. Жаркое дыхание игры долетело и до штаба. Не выдержал самый большой кондиционер, и дежурных офицеров спасало только то, что столица уже сбросила с себя душное одеяло затхлого и безветренного московского дня в середине лета. Небо потяжелело и грозило вот-вот излиться на измученный город. Алексей давно уже внимательно наблюдал за Алмазом. Генерал перестал каждую секунду требовать отчет и сел в кресло перед большим монитором, на котором сборная России готовилась к ответному удару. В руках у начальника Штаба безопасности чемпионата была литровая бутылка «Чивас Ригал». И он все никак не мог ее открыть.