Вначале было слово

— Запаситесь горючим и быстро на причал. Надеюсь, Локоть, у тебя болит только нога, а руки и голова в порядке. Садись в катер, будешь патрулировать озеро. Заметишь девчонку — усадишь ее в катер и отвезешь на остров. Только осторожно, не спускай с нее глаз и держи ствол наготове. Барышня шустрой оказалась. А мы займемся островом. Но попозже. Сейчас начинаем представление. Как говорили футбольные комментаторы, матч состоится в любую погоду.

* * *

Муза утаила свой разговор с Марципановым. Весь вечер она просидела рядом с любовницей, утешая ее, как могла. Юрьева, искоса посматривая на воркующую парочку, едва сдерживала слезы. По своей природе она испытывала отвращение к лесбийским отношениям, но сейчас не могла не признать, что такие возвышенные чувства, нежность и готовность на все ради партнера редко встречаются среди обычных гетеросексуальных пар. Червякова ласково обнимала многоборку, осыпала поцелуями, бережно гладила по густым волосам. Наверное, культуристке хотелось заняться сексом. Ведь она понимала, что другого раза у них уже не будет. Но она даже словом не обмолвилась о своем желании. Не до секса сейчас ее обреченной на смерть любовнице.

Подруги остались вместе, даже когда выключили свет. Они вели себя тихо, никому не мешая. Поэтому Юрьева быстро заснула. Разбудили ее странные звуки. Светлана открыла глаза, осмотрелась, и тут раздался исполненный безграничной муки отчаянный крик. Затем крик перешел в надрывные рыдания:

— Радость моя, счастье мое, ну зачем ты поспешила, у нас еще был шанс!

Девушка узнала голос Червяковой. Она встала и подошла к углу комнаты. Там, за ширмой, на скрученной жгутом простыне висела пятиборка. Светлана не заметила, как рядом с ней оказались все спортсменки. Муза повернула к ним искаженное мукой лицо:

— Мы с ней были до утра. Потом я задремала и вдруг почувствовала сквозь сон странную возню. Я вскочила, но уже было поздно.

За спиной самоубийцы девушки увидели лист бумаги. На нем было выведено крупными буквами: «Простите меня! Я понимаю, что поступаю гадко и сегодня вместо меня погибнет другой человек. Но знали бы вы, как я страшусь выходить на арену!»

— Цыпа, сволочь, я убью тебя, мерзавца! — закричала Червякова, расталкивая сгрудившихся спортсменок.

Стульев или табуреток девушкам не полагалось, ели они, сидя на кроватях. Массивные тумбочки были крепко привинчены к стене. То есть сделали все, чтобы спортсменки не использовали какой-нибудь предмет мебели в качестве ударного оружия. Муза в приступе отчаяния подняла тяжеленную кровать и, словно тараном, ударила ею по окну. Раздался звон стекла; покосившись, заскрежетали ставни. Культуристка еще раз приложилась от души. Одна из ставен, не выдержав ее напора, соскочила с петель, но продолжала висеть, удерживаясь благодаря запору на второй, изрядно покосившейся ставне. Муза с грохотом уронила кровать на пол.

— А-а-а-а! — протяжно завопила она, хватаясь за обвисшую ставню и дергая ее изо всех сил.

Наконец, опомнившись, прибежали двое охранников. Червякова оставила ставню в покое, выскользнула из дома через образовавшуюся брешь и кинулась на боевиков. Те опешили от безумной ярости женщины. Культуристка вцепилась ближайшему из боевиков в горло. Тот ударил ее по лицу, затем попытался освободиться от мертвой хватки. Бесполезно! Исступление умножило и без того немалые силы Червяковой, молодой парень жалко трепыхался в ее мускулистых руках. Быть бы первой жертве среди боевиков, однако напарник пострадавшего, опомнившись, резко ударил Музу ребром ладони. Культуристка вздрогнула, ее хватка ослабла. Второй удар опрокинул Червякову на землю. Тут, словно дождавшись этого момента, из-за дома нарисовался Марципанов.

— Что тут происходит? — требовательно спросил он.

— Сами не знаем. Вот она, — боевик указал на лежащую культуристку, — выбралась из дома, бросилась на нас, чуть Демьяна не задушила.

— Понятно, из-за своей любовницы мозгами тронулась. Той ведь сегодня драться.

— Не будет она сегодня драться, — высунувшись из окна, сказала Юрьева.

— Будет как миленькая! — надменно бросил Марципанов.

— Вряд ли. Мертвые не дерутся!

— Что?! — вскричал Игорь Леонидович.

Он подозвал Клима с Конаном и под их надежной защитой вошел в дом. Осмотрев покойницу, Марципанов вместо эпитафии цинично заявил:

— Она правильно заметила насчет другого человека. И я уже знаю, кто вместо нее выйдет на арену. Мне здесь сумасшедшие истерички не нужны.

Игорь Леонидович намекал на Червякову. Так вчерашняя любимица превратилась в очередную жертву. Но даже у самого прожженного мерзавца в глубине души сохраняются рудименты человеческих эмоций. Поэтому Абрам застал хозяина в расстроенных чувствах. У Марципанова — трудно поверить — мелькнула мыслишка насчет отмены поединка. Сообщение о бегстве Вершининой вновь ожесточило его. Игорь Леонидович отдал приказ о начале схватки.