Вне игры

Стряхнув с себя оцепенение, заставляю себя собраться. Как бы ни хотелось мне спрятаться здесь, в этой комнате, засунув голову под подушку и сделав вид, что ничего этого не было, столкновение с внешним миром неизбежно. И я… я должна быть сильной. Потому что откладывать неизбежное – это удел слабых. А я очень долго работала над собой, чтобы перестать быть той, кто прячет голову в песок, закрываясь от проблем.

Сев на кровати, прислушиваюсь к звукам в квартире. Даже через закрытую в спальню дверь до меня доносится аромат свежесваренного кофе. Встав на ноги, натягиваю на бедра сбившуюся вокруг талии футболку. Потом ищу глазами трусики, которые Никита сбросил куда-то накануне.

Бинго. Нахожу их под подушкой, заметив черное кружево, выделяющееся на фоне белого постельного белья. Натянув их на себя, оглядываю комнату в поисках телефона. Он был в сумочке, которую Никита принес сюда вместе с другой моей одеждой.

Взглянув на экран, листаю уведомления. Несколько пропущенных вызовов от отца и еще один – от Лизы. Но папа уже обо всем знает, а подруге я пока не готова говорить… У нее свои демоны, связанные с Зарецким. Демоны, которые два года шепчут ей, что, если бы не она, я бы никогда не познакомилась с Владом.

Разблокировав экран, включаю фронтальную камеру, чтобы оценить масштабы бедствия. Синяк есть, но, к счастью, не такой большой, как я опасалась. Плотный слой тональника исправил бы ситуацию, но я с собой давно не ношу ничего такого… За два года вдали от монстра отвыкла от необходимости прятать от других следы его ярости.

Вернув телефон обратно в сумочку, натягиваю на себя халат. Взбиваю волосы и встряхиваю головой, чтобы несколько прядей упали на лицо, насколько возможно, прикрыв пострадавшую половину. Никита все равно заметит, но, может быть, мне хотя бы удастся минимизировать его шок от увиденного.

Тихонько открыв дверь, я осторожно ступаю босыми ногами по теплому паркету. Направляюсь в кухню, но иду не только на аромат кофе – оттуда доносятся звуки, а значит, Никита именно там. Мне нужно увидеть его, поблагодарить за все и уйти. Он уже сделал больше, чем должен был, поставив себя под удар. Зарецкий никогда не бросает угроз на ветер, и однажды он уже избил моего сокурсника, который попытался за меня вступиться. Вчера я была чересчур шокирована, чтобы думать и рассуждать здраво, позволила себе поддаться иллюзии безопасности, которую обещали мне объятия Никиты, но сейчас я отчетливо вижу все подводные камни своей слабости.

Я не хочу, чтобы Никите причинили боль. И сейчас, невзирая на тянущую боль в сердце, я мечтаю, чтобы он уехал. Поскорее. Пока моя защита не обошлась ему слишком дорого.

На пороге кухни я застываю. В удивлении выпускаю из себя растерянное «ой» и даже инстинктивно отступаю, потому что у кофемашины хозяйничает не Никита. С кружкой в руке ко мне оборачивается его брат, мой несостоявшийся жених Михаил Любимов.

– Привет, – произносит Миша, цепляясь взглядом за мой синяк, который, конечно, не удается скрыть за волосами.

– Я… Прошу прощения. Я думала, что Никита… – лепечу я, нервно теребя пояс халата.

– Ему пришлось срочно уехать. Но он вернется. – Миша оттягивает манжету деловой рубашки и бросает выразительный взгляд на дорогие часы на запястье. – Уже скоро.

– М-м-м, – тяну я, судорожно соображая, как быть.

– Кофе? – предлагает старший Любимов, игнорируя мою нервозность. – У меня американо, но эта штука в состоянии приготовить и сносный капучино. Садись.

Больше всего мне хочется убежать, но я послушно прохожу в кухню и забираюсь на высокий стул у острова. Бросив на меня еще один долгий изучающий взгляд, Миша отворачивается к кофемашине и сосредоточенно готовит для меня напиток. Подозреваю, что тем самым тактично дает мне время прийти в себя. В данных условиях даже за это я ему благодарна.

– Извини, кроме кофе, ничего нет. Никита должен привезти завтрак, – сухо произносит Миша.

– Я… я сейчас соберусь и поеду. Не стоит беспокоиться.

Глаза Любимова сужаются, заставляя меня поежиться от дискомфорта.

– Эта опция отсутствует.

– Опция? – повторяю непонимающе.

– Брат запретил мне выпускать тебя из квартиры, – поясняет он. – Впервые в жизни я готов его послушаться.

– П-почему?

– Ты мне скажи, – отвечает Миша спокойно, но в его глазах тлеют угольки ярости и сожаления. Точь-в-точь такие я видела у Никиты накануне. – Я думаю, тебя надо показать врачу. Это, – он фокусирует взгляд на моей щеке, – выглядит болезненно.

От его слов синяк начинает пульсировать, словно по нему нанесли повторный удар. Кровь приливает к лицу. Уши закладывает, будто от жесткого перепада давления.

– Со мной все в порядке, – произношу сипло, соскальзывая со стула. – Я схожу в ванную.