Вне времени

Как и цветы на стене.

Ты и утопленница давно,

И повелительница морей.

Гондолы веслами щупают дно

От дверей до дверей.

Так я все это и представлял,

Даже чуть разочарован был:

Ветер на пьяцце, влажен и вял,

Голубей теребил.

Впрочем, конечно, когда б тебе

Я посвятил бы дней пять иль шесть!..

Смысл в любопытствующей ходьбе

Есть.

Или же лучше оставим так:

Хрестоматийней, чем ад и рай,

Словно сусальной мечты маяк,

Издалека сияй!

II

Не Адриатикой, ленивою волной

Брега ласкающей, нездешней и не нашей,

Закрытой от Романьи остальной

Оградой бесконечных платных пляжей,

Весь жар песка, весь терпкий зной дневной

Впитавших загорелою спиной,

Ночных огней искрящеюся пряжей,

Не Адриатикой… Мне памятен иных,

Тирренских волн вращающийся ролик,

Холодноватых, как латинский стих

Вергилиевых пасмурных буколик.

И прямо в них, в колышущийся мрак

Закатное ложилося светило.

Я рядом плыл, и слышно было, как

Бубня на дно громада уходила.

А ночью сквозь открытое окно

Врывались стоны, рокоты и гулы,

Как будто кто-то, умерший давно,

Свои недоумения, посулы

И оправдания пытался досказать.

Зачем? Кому, бессонному? Не мне ли?

Ворочался, вставал. Светлело в пять.

И сумрачные воды розовели.

III

Мне серебряный перстень хотелось купить

Здесь с топазом или аметистом,

Чтобы так и тянулась Италии нить

Через жизнь мою светом огнистым.

Побоялся. Во-первых, и долларов жаль…

Во-вторых, как носить его буду? -

Не привык. На площадке небесная даль

Подступала, слепя, отовсюду.

В дымке горы, холмов набегающий ряд,

Свежий ветер смятение будит.

Не возьмет, к сожаленью, фотоаппарат,

А вот память, зато, не забудет.

Я уснуть бы хотел, прислонившись к стене

Неокрашенной, солнцем нагретой.

И не перстня, а жалко Италии мне -

Нескончаемой юности этой.

IV. КАПЕЛЛА МЕДИЧИ

Безликий День стыдится слепоты,

А Ночь, смежая пасмурные очи,

Застыв, все знает, но сказать не хочет…

И видишься себе здесь лишним ты,

Где все уже свершилось, несмотря

На то, что судорога пробужденья

Терзает Утра мраморную плоть;

И мышцы напрягающего зря

Беспомощны тоска и отвращенье

Скупого Вечера, и сна не побороть.

Чего тебе еще, свидетелей каких?

Все так же завершится горькой складкой

У губ, когда, задумавшись, притих

Над жизнью прожитой и над судьбою шаткой.

Ты и сейчас, сюда попавший бог

Весть каким изгибом своенравным

Случайности, любви не уберег,

Любви, казавшейся и бывшей самым главным

V. РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ

1

Ее рождение прощанию сродни,

Настолько члены хрупко-эфемерны.

Да, это ты, твой беспощадно-верный

Портрет, любовь. Прекрасней западни

И простодушнее не выдумать, зато

Уж и безжалостней, мучительней, жесточе.

А братья-ветры вот: целуют в очи

И сыплют розаны сквозь света решето.

Уже несут цветное полотно

Укутать стан прозрачной тканью долгой.

Когда б не раковины плотик, ты иголкой

Ушла бы, кажется, на сумрачное дно.

И я, покуда двигался и рос

Поток людей в уныло-душном зале,

Хотел спросить, но мне глаза сказали

Твои, что бесполезен мой вопрос.

Что может знать и чувствовать на миг

Проснувшийся и как призвать к ответу

Немую дурочку, наивнейшую эту

Девчонку, плеск волны, горячий солнца блик!

2

Вообще-то ведь она фотомодель

Пятнадцатого века. По журналам

Их столько наберется, точно хмель

Цветущих, телом выпуклым и впалым

Своим берущих с ходу города

И заполняющих мелованное поле

Пустых страниц. А ты уверен, да,

Что и она… не более? Не боле,

Но и не менее. У греков красота

Принадлежала не себе, а миру.

Пари, сияй с прекрасного холста

Безмолвным вызовом и морю, и эфиру,

Природе всей, тоске и пустоте

Убогой жизни, нищенского быта.

Из пены грез рожденные все те,

Чья стать земная каждому открыта.

VI

Мы опоздали на две минуты,

Касса закрылась, карабинер

Не пропустил, идиот надутый.

Я б заплатил и сверх всяких мер.

Так и остались сиять под спудом

Фрески Мазаччо. Сюда теперь

Сердцем тревожным стремиться буду,

Не выносящим любых потерь.

Словно ты спрятала в складках платья

Розу, Флоренция, ярче дня,

Вызнав, что юной любви объятья,

Как оказалось, не для меня.

Растиражированными юнцами

Буонарроти других морочь,

Стиснув соборы свои дворцами,

Днем потеснив беззаботным ночь.

В страсти, как все, не безгрешен, верно,

Я ли не сдерживал натиск свой?

Вот и Юдифь твоя с Олоферна

Свежеотрубленной головой.

VII

Нет, не Германия. Здесь даже Муссолини

Был словно сон, хотя и долгий, и пустой.

Что солнцу этому, что первородной глине

Приказы цезаря и варваров постой!

В гнезде фанатика, с его суровой жаждой,

В монастыре Сан-Марко оцени!

Картинка яркая на стенах кельи каждой,

Цветку волшебному, жемчужине сродни.

И простодушие противостать умеет

Унылой мрачности. Не слушая вождя,

Народ пред наготой святой благоговеет,

Титанов мраморных на площадь выводя.

Рассудку вопреки, наперекор стихии

(Пусть север корчится под грубой властью их!)

Природность Греции и роскошь Византии

Наследует, в крови храня латинский стих.

VIII. ОБРАТНО

Когда ты видишь столько городов

И столько стран в одном калейдоскопе,

Вопрос закономерный: где улов,

В чем смысл твоих блужданий по Европе?

Автобус спит, скользит сырая ночь,

Дробя огни, проглатывая зданья.

И память не способна превозмочь

Ни дремы, ни тоски, ни ожиданья.

Увидеть это значит как бы сбить

Настройку, поменять координаты,