Вне времени

Расставленные кем-то, спесь и прыть

Умерить, сократить немного штаты,

Раздутые, страстей или надежд.

Увидеть все равно что отразиться

В самом себе. Я не смыкаю вежд.

И скоро будет польская граница.

* * *

Боже мой, как время-то несется –

Жизнь всегда в пути…

Каждый день на все про все дается

Нам не больше восемнадцати

Бодрствования часов, а есть ночные.

Их укоротить?

Сны мои, невнятные, чудные,

Уводящие в миры иные, –

Может быть, единственная нить

В ту страну, где без конца и края

Все заполнил свет,

Где живут, часов не наблюдая,

Потому что нет

Времени. Вот там я и успею,

Там и завершу

Все, чем здесь страдаю и болею,

Все, о чем пишу.

* * *

Чтобы жить, так много надо:

Спать, работать, пить и есть,

Все откуда-то, куда-то,

С кем-то, как-то – лишь бы влезть,

Лишь бы только место это

За тобой оставил свет.

Позавидуй: для поэта

Никакого места нет.

Дар тебе подарен даром,

Жизнь вот только подвела.

Ничего, как стану старым,

Позабуду про дела.

Оборвется пуповина

С жизнью; западая в сон,

Буду славить дев и вина,

Как велел Анакреон!

* * *

Как давно не видел неба звездного!

В городе – туман и чад.

После дня томительно-нервозного

Только телевизоры кричат

По квартирам. Окна тускло светятся.

Вниз спущусь и в темноту войду:

Вон с Большою Малая медведица

Лижет соль – Полярную звезду.

Рядом ходят граждане с собаками,

Лунной пылью серебрится грязь,

Над домами, фонарями, флагами

Млечный Путь проносится виясь.

Кто мы здесь? – Случайные свидетели?

Но тогда зачем глядят на нас

Сверху, словно ждут, чтоб им ответили,

Пристальные миллиарды глаз?

* * *

Что такое взрыв сверхновой? –

Это розово-лиловый

След растущий, как цветок

С огненными лепестками,

Свет, несущий нам веками

Свой рентгеновский поток.

Смотришь снимки: как красиво!

Пена, золотая грива,

Слюдяные блестки звезд,

Формой – раковины, крабы…

Представляешь ли масштабы,

Габариты вес и рост?

Сотни лет полета свету,

Чтобы взорванную эту

Область как-то охватить.

Область, где одним ударом

Звездным выжжено пожаром

Все, что только может жить.

* * *

В тоске моей плоти, в печали сердца,

В темноте и во мраке, во вздохах и плаче

Вперед пойду я.

      Из эпоса «О все видавшем»

«В тоске моей плоти... во вздохах и плаче...»

Минуло уж пятьдесят столетий,

Но тем же, все тем же и не иначе

Путем идем мы, и стоны эти

Должны, казалось бы, как таблицы

В библиотеке Ашшурбанипала,

Стать глиняным крошевом, превратиться

В сухую пыль, чтобы их не стало.

Но даже клинопись, лапок птичьих

Следы хранящая, уцелела,

И ты, надежда во всех обличьях,

И ты, страдание без предела,

И ты, забывчивость, без которой,

Кто мог еще бы держаться веры,

Поскольку, вспомни: за нами горы

Костей, покруче, чем Кордильеры.

В слезах и вздохах - как слышать странно,

В тоске и страхе несчастной плоти,

Кто мы, застигнутые нежданно

Мгновеньем жизни в его полете?

* * *

Только ночью прохладной, прижавшись к стеклу

Лбом, пока вырывает из тьмы

Свет автобусных фар то ольху, то ветлу,

И куда-то несемся все мы,

Только ночью в пути бесконечном, когда

Почему-то ни спать, ни дремать

Ты не можешь, следя, как огни города

Зажигают и гасят опять,

Только ночью – с ее непонятной тоской

И восторгом один на один,

Только ночью, летя по мосту над рекой,

Ты как будто ничей и уже никакой,

Весь – в сиянии лунных седин.

В ПРАГЕ ПЕРЕД НАВОДНЕНИЕМ

2002 ГОДА

Я вспоминаю всё богемского стекла

Цветные переливы.

Хоть небо пелена заволокла

Над Прагой, мы с тобой счастливы

Вдвоем. И сын, которому купить

Пришлось ландскнехта в сувенирной лавке…

Дышать, смотреть, прогуливаться, пить,

Фотографироваться рядом с домом Кафки,

Закусывать в кафешке в двух шагах

От готики Святого Витта,

Еще покамест Влтава в берегах

Своих, а жизнь радушна и открыта…

Как все изменится на следующий день!

Но мы-то, мы уедем до потопа.

Лишь проливных дождей косую тень

На нас отбросит мокрая Европа.

Вот так бы и до роковых минут

(Поэт, не соблазняй мечтою дерзкой!)

Уйти в небытие, запомнив тут,

Как беззаботно голуби снуют,

Над площадью взмывая Староместской.

* * *

Вот лето! То пожары, то потопы.

Назад из захлебнувшейся Европы –

На пепелище. Как дома горят,

Я насмотрелся. Едкий запах гари.

И не добра, а жалко божьей твари –

Сгорела кошка. Опаленных гряд

И высохших деревьев тоже жалко.

На месте дома – яма, в яме – свалка,

Торчит трубы кирпичный обелиск.

А вспомнить, как всё это мы тушили,

Как с ведрами соседи мельтешили

В чаду и раздавался женский визг!..

Но толком помогали разве двое.

Меня достало это роковое

Душевности и равнодушья в нас

Сцепление, никчемности и силы:

Заткнем Чечню, не отдадим Курилы!

А дом и через сутки не погас.

* * *

Лишь вернувшись назад, понимаешь, как мы больны,

Видя лица в метро, словно соприкасаясь кожей

С неблагополучием каждого и всей огромной Страны,

На другие так убийственно непохожей.

Чем же? Свинцовою тяжестью сизых туч?

Зимней тьмой, накрывающей чуть ли ни на полгода?

Языком, который так велик, так могуч,

Что уж скоро, кажется, сможет и без народа

Обходиться этого. Я почти не шучу,

Потому что народ-то без языка обходится постоянно.

Мы больны, но чем? О симптомах сказать врачу