Вне времени

Стыдно. Можно лишь собутыльнику, заикаясь пьяно:

«Ты меня уважаешь?!» – Ах, вот где он, корень зла!

Как люблю я эту громадную, убеленную снегом землю,

Драгоценную эту, единственную, что меня родила,

Как люблю, мучительно, горько – и не приемлю…

* * *

Ну а в самом деле-то, что больному

Безнадежному говорить -

Продлевая жизненную истому,

Небылицею одарить?

Содержание жизни ведь не в итоге –

В том, что чувствуешь ты сейчас.

И хранят иллюзий благие боги,

Заслоняя от смерти, нас

Ежедневно. Вот же он, виртуальный

Сон! – Мы готовы все.

Человек играющий, беспечальный,

Развлекайся во всей красе!

Потому что что же еще осталось?

Разве каяться и страдать...

Но знакома нам лишь людская жалость,

А не Божия благодать.

ПРАГА

Почти уже совсем империи столицей

Была готова стать. Но не судьба, увы!

И лишь Рудольф II тут силится забыться

Последним сном, а Гус не клонит головы

На площади стоит, где, как иголки, шпили

Воткнулись в черный плюш вверх вознесенных крыш.

Зачем, зачем, скажи, здесь столько накупили

Мы всякой ерунды, зачем? – Но ты молчишь.

Как водится стекло. У Чехии хрустальным

Должно быть сердце. Эх, не довезем, смотри!

Мы видели фонтан со слухом музыкальным,

Танцующий в лучах, идущих изнутри.

Империя? – на что! Лишь мы себя неволим,

Пытаясь удержать рассохшийся ковчег.

И даже если здесь бродил когда-то Голем,

Я верю, что сейчас он тоже человек.

* * *

            Алексею Пурину

Как странно, что перед концом поют

Все так же Музы чисто и согласно.

А потому, наверное, прекрасна

И смерть сама усталого приют…

Россия – Атлантида, материк,

Готовый, чтоб над ним сомкнулись воды

Истории. И чуждые народы

Придут сюда, и голос наших книг

Умолкнет, и сотрутся имена

С могильных плит и триумфальной меди,

Останутся березки, да медведи,

Огромная равнинная страна,

Но безъязыкая. А звук уйдет, как вздох,

Туда, где что вам русский, что аккадский,

Где спят давно в одной могиле братской

Царь Соломон, Гораций, Архилох.

* * *

Пока не требует поэта!..

Ну мне-то говорить про это

Не стоит. Я как раз не Фет –

Помещик дельный, не Некрасов –

Делец, картежник, ас из асов,

Ловкач, я только что поэт,

А значит, человек ничтожный,

Излишний, со своей подкожной

Тоской, с невнятною судьбой,

В быту – чудовище, обуза

Для близких. Что ответишь, Муза,

Чем мы расплатимся с тобой

За все? Бряцанием на лире?!

Куда там! В современном мире

Другие звуки ловит слух.

Про вой толпы на стадионе,

Про пляски потные в загоне,

Про вечных девочек-старух,

Орущих о любви с экрана,

Не буду лучше. Даже странно,

Чего еще с тобою тут

Пытаемся добиться… песней?!

Всего жалчее, бесполезней

Как раз наш сладкогласный труд.

* * *

Моим стихам, которым не дано

Написанными быть и воплотиться,

Перебродить в столетнее вино,

Преодолеть, летейская граница,

Тебя, ворваться брызгами ракет

(Каких еще тинейджеровских фишек

Не перечислил?)… Видишь ли, их нет,

Их просто нет – в пыли забытых книжек.

Точнее, есть. Но, кажется, теперь

Небытие у нас неотличимо

От бытия. Не чувствуя потерь

Своих, идет слепое время мимо.

Ты в нем уже, как будто вышел срок,

Весь растворен, изглажен без остатка.

И как-то даже безутешно-сладко

Шептать обрывки выморочных строк.

* * *

Когда уже поздно что-либо исправлять,

Ты имеешь редкостную возможность, приглядываясь к неудаче,

Спокойно принять и понять,

Что все случившееся не могло случиться иначе.

И даже если могло… Это ровным счетом никак

Не изменило бы общего хода

Вещей… Потому что есть только мрак –

Только мрак и свет, до ближайшей звезды идущий четыре года.

Это не фатализм, а просто – вектор необратим.

Сколько бы ни задолжал – обрадуйся! – будет счет оплачен.

Потому что в те же самые руки передадим

Свой единственный опыт, удачен он был или же неудачен.

* * *

Не с тобой, не с тобой отношения я

Выясняю… А с кем же? – С собой?

Так душа, уязвленное чувство тая,

Ищет, бедная, повод любой,

Чтобы высказаться, чтобы как-то к себе,

Безутешной, вниманье привлечь.

Это так же нелепо, как те – на трубе

А и Б, не искавшие встреч,

Но сидящие смирно, покуда упасть

И пропасть им не выпадет срок.

Это впрочем, наверное, ревность и страсть

И боязнь, что совсем одинок.

Потому что пусты небеса и темны,

Потому что, зачем – не пойму –

Мы… И на сердце тяжесть вины,

Внятной только тебе одному.

Вот, о чем я пытаюсь… вот, что не могу

Удержать и твержу на бегу,

В неподатливые облекая слова,

Б, с которым повязано А…

* * *

Нитка у четок опять перетрется скоро,

Нам же с тобой телефонного разговора

Хватит, чтоб снова проснулся дремучий страх

Непонимания, горечь пустого спора.

Значит, себя и душу держать в руках

Надо. Коли ресница, слеза слепи и

Жги, как звезда, воссиявшая в небе вновь.

Знаешь, все в этом мире подвержено энтропии,

Держат одни лишь мужество и любовь.

К старости устаешь, но порядок в доме

Надо поддерживать, хоть закуси губу,

Хоть тут умри, никому не пеняя, кроме,

Кроме себя, не жалуясь на судьбу.

* * *

С опустошенною душою

Покинув остров Валаам,

Что вспомню? – Как над небольшою

Уютной бухтой божий храм

Взмывает в небо чайкой белой,

Как диабазовою стелой

Любой становится утес,

И как корнями в скалы врос

Сосновый лес, и берег дальний,

Теряясь в дымке, свой печальный

И нежный контур в синеве

Озерной глади намечает,