Ни те суровые года.
Но здесь мы ставим многоточие,
Все остальное – ерунда.
Нам не забыть ни дни, ни ночи те,
Ни те военные года.
Но здесь мы ставим многоточие,
Все остальное – ерунда.
Ерунда, ребята!
Вспомним, ребята, как
Горели дни, пылали ночи те,
И смерть летала хохоча.
Нам не нужны чины и почести,
У нас есть звезды на плечах.
Горели дни, пылали ночи те,
И смерть летала хохоча.
Зачем чины, зачем нам почести?!
У нас есть звезды на плечах.
Нас было четверо
Я с ним ни разу в самоволку не ходил
К избушке той, что притаилась у оврага.
Товарищ мой мне очень часто говорил,
Мол, ты – салага, мол, ты – салага.
Марджинджа, Марджинджа, милая моя,
Воевать на фронт пойду я, жди меня,
Марджинджа, Марджинджа, милая моя,
Воевать пойду я, жди меня.
А я салагой не был никогда,
Я выполнял все ворошиловские нормы –
Я бил в десяточку фанерного врага
И с трехлинейки, и с орудий дальнобойных.
Марджинджа, Марджинджа, милая моя,
Воевать на фронт уходим, молодцы, курсанты, братцы!
Марджинджа, Марджинджа,
Другой мой друг хоть и закончил ФЗО,
Но в мире спорта был в большом авторитете.
Имел значки во всех ступенях ГТО
И в межфабричной побеждал он эстафете.
Эх, Марджинджа, Марджинджа, милая моя,
Воевать на фронт уходим, молодцы, курсанты, братцы!
Марджинджа, Марджинджа, жди меня!
Мой третий друг – профессорский сынок,
У них на Сретенке огромная квартира.
Ему папаша бронь устроить мог,
Но друг мой выбрал ромбы командира.
Эх, Марджинджа, Марджинджа, милая моя,
Воевать на фронт уходим, молодцы, курсанты, братцы!
Марджинджа, Марджинджа,
Всего нас четверо, мы разные совсем
По воспитанию, по жизни, по законам.
Но скоро уж присяга, а затем
По эшелонам, по эшелонам.
Но скоро уж присяга, а затем
По эшелонам, брат, по эшело-o-нам.
Эх, Марджинджа, Марджинджа, милая моя,
Воевать на фронт поеду, жди меня,
Марджинджа, Марджинджа, жди меня!
Перезвоны
Громыхают горизонты и пылают города,
Все туда уходят фронты, и мой полк идет туда.
Там свинец, там дым и пламень и кровавая земля,
Ухожу туда, родная, чтобы защитить тебя.
Ухожу туда, родная, чтобы защитить тебя.
Перезвоны, пересвисты в тихой роще до утра.
С вами были мы так близки, это было лишь вчера.
В перезвонах, в пересвистах улыбалась нам луна.
Были мы вчера так близки, разлучила нас война.
Были мы вчера так близки, разлучила нас война.
Коль паду в бою неравном, сразу б мне не помирать,
Чтоб ваш образ лучезарный в смертный час мне увидать.
А когда сомкну я очи и от ран скончаюсь я,
Ваше сердце больно очень стукнет, вспомнив про меня.
Ваше сердце больно очень стукнет, вспомнив про меня.
Перезвоны, пересвисты в нашей роще до утра.
Были с вами мы так близки, это было лишь вчера.
В перезвонах, в пересвистах улыбалась нам луна.
Были с вами мы так близки, разлучила нас война.
Были с вами мы так близки, разлучила нас война.
Иероглифы
Cтруятся как ленты, текут как пески
И лживо ласкают шагреневой кожей.
Их лики и блики стучатся в виски
Тех снов, что опять предлагают прокрустово ложе.
Остается упасть и забыться навек,
Только сердце не хочет: «Не дамся, не дамся!»
Но кровью из вен и из носа на снег
Брызнул иероглиф: «Я жив, я остался!»
Это лишь кровь, только теплая кровь,
Она на морозе быстро станет красною льдышкой.
Ты возьми эту льдышку в руки, положи эту льдышку в рот,
Станет холодно, вкусно и немножко кисло.
Перчатка из кроличьей шерсти внутри так приятно тепла,
Ее ты направишь на свет туда, где ночные фонарики.
И увидишь на мягких ворсинках много тугого стекла
Из мертвых снежинок, скатанных в шарики.
И ты ужаснешься и вскрикнешь,
Заплачешь навзрыд и навек,
Но это лишь миг, как щелчок аппарата фотографа.
А потом ты спокойно ляжешь на снег
И будешь есть жадно мои иероглифы.
А потом ты очень спокойно обнимешь собою снег
И вопьешься губами в мои иероглифы.
Но это лишь кровь, только теплая кровь,
Она на морозе быстро станет алою льдышкой.
Ты возьми эту льдышку в руки, положи ее в рот,
Станет холодно, вкусно и немножко кисло.
Ты возьми эту льдышку в руки, положи эту льдышку в рот,
Станет холодно, вкусно и немножко кисло.
Белые дороги
Ничего не дается совсем просто так,
Даже малый шажок, даже самый пустяк.
И ничто не случится ни зря, ни назло,
Эта фраза никчемна, тебе повезло.
Белые дороги, белые дороги
Исходили мои ноги все белые дороги.
Белые дороги, белые дороги
Исходили мои ноги все белые дороги.
А в горле черствый комок, и сердце так больно стучит.
Я собою самим омерзительно ранен.
Только снег за окном так чудесно, прелестно блестит.
Я разменян глотками, он размерян шагами.
Белые дороги, а белые дороги
Истоптали мои ноги все белые дороги.
Белые дороги, а белые дороги
Истоптали мои ноги все белые дороги.
Я пропитан вином, я страстями сожжен.
Я себя не прощаю, но собой не раздавлен,
Вот только снег за окном, божий снег за окном.
Отчего-то по-детски прекрасно печален.
Белые дороги, белые дороги
Исходили мои ноги все белые дороги.
Белые дороги, а белые дороги
Истоптали мои ноги все белые дороги.
Исходили мои ноги все белые дороги.
Истоптали мои ноги все белые дороги…
Невезение
Я не видел, ребята, море
Ни весеннее, ни осеннее,
Я не видел, ребята, море,
Невезение, невезение.