Внучка берендеева. Третий лишний.

- Упрямишься, коза драная... дочка моя... единственная. Послала Божиня в старости утешение... чтоб не затух с тоски... сядь. Значит, не хорош? И чем же?

Девка плечиком дернула.

- А по мне, так самое оно... поглянь. Молод. Рожа лоснится. Пущай и не царевич, а все одно при боярах. И слышал я, что пожалуют титул ему, землицы... заживет он богато домом своим. Честным человеком станет.

Еська стиснул зубы. Ох и не нравился ему этот разговор... может, правы братья, не стоило сюда лезть? А он вновь не послушал. Сунулся. И если вдруг случится чего... сам влез, сам и выберется.

Как-нибудь.

- А ты не маячь... стоишь как неродной. Сядь куда-нибудь и давай, чеши языком, сказывай, что у тебя там за беда приключилась...

- Мне бы узнать, о чем городские крысы шепчутся, - Еська присел на колченогий табурет. - А еще, не появлялся ли в городе человек, которому особый товар нужен был...

- Особый товар всем нужен, - растягивая слова произнес Безликий. Он подхватил золотую монетку и кинул в храпящего мужика. - От же... пропащая душа... алхимиком был... и есть... мозгов не осталось, но зелья мутит такие... куда вашим магикам. Что за товар?

- Амулет огненный... первого уровня. Полной зарядки... и еще информация.

- О ком?

- Обо мне... братьях... о боярыне Гордане...

- Это которая с любови большой померла?

Девка фыркнула.

- А ты морду не криви... ишь, разбаловалась, совсем край потеряла. Думает, что, коль мы одною кровью повязаны, то все ей спустится... шалая, от шалая... никакой управы на нее.

Безликий покачал головою. И послышалась в голосе укоризна.

И вправду беспокоится?

Или играет в беспокойствие? Но зато понятно, отчего зубы у девки целы. Небось, и на каторге не посмеют дорогу Безликому перейти. А царским людям он - не указ, вот и подпалили лицо клеймом.

- ...о том, кто на рынке шарфик покупал... он торг долго вел, чтоб наверняка запомнили. Под личиною был, но, может, повезет, и найдется кто, кто сумел под личину заглянуть?

- Может, - благосклонно согласился Безликий. - А то ты рынку не знаешь. Там люду всякого тьма... кто-то да всенепременно б узрел интересное...

И замолчал.

Маска деревянная.

Руки бледные, гладенькие, что у боярыни. Небось, нисколько не утратили прежней прыти.

- Чего ты хочешь? - со вздохом произнес Еська.

Денег?

Безликий вовсе не беден. Ему кланяются десятиной и нищие, и шлюхи городские, и воры, и разбойники, и прочие, кому случилось просить о помощи.

Полны подземелья золота.

И каменья драгоценные есть. И сложно сказать, чего именно там нету... и пожелай Безликий, зажил бы он своим двором, ел бы на золоте, спал бы на шелках...

- От и разумный... - восхитился Безликий. - Видишь, Щучка... такого жениха поди поищи...

- Нет.

- Будешь кобенится, к шлюхам отдам. Пущай поучат тому, как с мужиком говорить надобно, а то выросла... баба сладкою быть должна. И покорною. А ты у нас, что полынь... тьфу, одна отрава. Значит, Рудый, припекло задницу-то?

Еська пожал плечами: припекло. Наверное, не настолько припекло, как могло бы быть, но... чем дальше, тем меньше нравилось ему происходящее.

- И мне бы еще знать, что люди говорят о... магиках, которые в Акадэмии, - он осознал, что отступать ему некуда. Какую бы цену ни назвал Безликий, Еська примет.

И будет молиться Божине, чтоб цена эта посильною оказалась.

Впрочем, Безликий, хоть и глумится, но знает, сколько и с кого взять. На жалость рассчитывать не стоит, но и безжалостным местного царя не назовут. Каждому по возможностям. А свой договор он исполнит честно. И значит, просить надо, пока слушают...

- Ишь, какой любопытный, - Безликий цокнул языком. - Иль наглый? Ты-то как думаешь?

- Гнать, - сквозь зубы выдавила Щучка, нисколько не устрашенная перспективою оказаться в дурном доме. То ли уже бывала, то ли знала, что тятька грозится, да дальше слов не пойдет.

- Слышь, Рудый, чего говорит? Никакого разумения... безголовая... в матушку... уж я-то ее учил, учил уму разуму... не один кнут обломал. И что, думаешь, вышло? Нет... была дурою, такой и померла...

Левый глаз девки дернулся.

А губы растянулись в диковатой ухмылке.

- Эта тоже... ты с нею, Рудый, построже. Бей бабу молотом, будет баба золотом. Слыхал народную мудростю? Народ запросто так баить не станет.

Безликий стряхнул с колен золотые монеты, и они покатились, заставив нищего дернуться. Но встать без дозволения он не посмел.

Затих, уставившись жадным взглядом на солому.

А в ней уже шубуршало, шевелилось... точно не крысы. Крысам-то золотишко без надобности.

- Я не... - вскинулась было девка.

- Цыц, шалава... - велел Безликий, и она, сверкнув глазьями, заткнулась.

Разумно.

Ни к чему лишний раз злить того, кто и без причины зол постоянно.

- А ты, Рудый, слушай мою царскую волю, - и ногою стукнул.

Нога ж та - в сапоге дырявом, веревкою перетянутом. Пальцы черные торчат из раззявленной пасти, шевелятся. И воняет... Еська уже позабыл, как тут воняет.

Одежду потом только выкинуть.

- Исполню я твою просьбу, так уж и быть, - милостиво произнес Безликий. - Но и ты, уважь старика, исполни мою...

По спине поползли мурашки.