Во Флоренах

Дело ладится. Одна только беда: Санда Богдановна все еще болеет. Кто бы мог заменить ее? Может быть, Мика Николаевна? География — не ее предмет, но ничего не поделаешь. Подготовится, и я помогу ей. Правда, она работает и в школе колхозной молодежи. Все-таки предложу…

— Если нужно, я с удовольствием, — в глазах Мики Николаевны светится радость. Она, еще комсомолка, будет преподавать в партийной школе!

Ну, а каковы дела в нашей школе, в семилетке? До конца первой четверти остались считанные дни.

Дети уже привыкли к тому, что русский язык надо учить как следует. Не занимаешься — получаешь двойку. Но у трех учеников все еще неудовлетворительные отметки по русскому языку: у одного в пятом классе, и у двух в шестом. У многих учеников тройки. В седьмом классе, где я работаю классным руководителем, с моим предметом все обстоит благополучно. И посещаемость достаточно хорошая. Неприятности у меня только из-за Санду. Мачеха снова по два-три дня в неделю не пускает его в школу. В этом должен мне помочь Бурлаку.

И другая беда: несколько учеников получили двойки по математике и по географии. Как добиться, чтобы учителя, преподающие эти предметы, помогли им? К Андрею Михайловичу не подступишься, а Санда Богдановна, стоит ей слово сказать, сразу в слезы. Нет уж, сыт по горло!

В какой-то степени могут помочь и лучшие ученики. Попробую привлечь Филипаша и Марицу. Варуня отстает по географии. Что ж, Марица позанимается с ней. А Филипаш? На собраниях он произносит длинные речи: какой позор, что в наше зремя есть еще ученики с двойками! Было бы целесообразно создать актив из отличников, которые взяли бы на себя миссию ликвидировать все плохие отметки. А пока он, Филипаш, обещает оказать помощь Петрике, чтобы тот учился хотя бы на четверки. Степан Антонович может быть уверен: он, Филипаш, слов на ветер не бросает.

Когда я научу этого мальчика разговаривать менее высокопарно? Но его идея создать актив из отличников мне нравится. Вечером я говорю об этом Владимиру Ивановичу. Предложение Филипаша ему тоже по душе.

На дворе поздняя осень. Утро выдалось ясное. Косые лучи бледного солнца освещают землю, слегка посеребренную инеем. Звучные голоса детей заполняют школьный двор. Учителя собираются в учительской, ждут звонка.

Владимир Иванович входит сердитый. Лицо его нервно подергивается. Очки соскользнули и держатся на самом кончике носа.

— Хулиган! Бесстыдник! — он задыхается, его душит кашель. — Физический кабинет… За тридцать пять лет… не случалось такого!..

У Владимира Ивановича сегодня урок физики в седьмом классе. Он пришел в школу пораньше, чтобы приготовить нужные для занятий приборы. И что же? Шкаф в физическом кабинете был опрокинут, дверь шкафа раскрыта. Повреждены две реторты, пролита серная кислота. Одно из окон кабинета было разбито.

Владимир Иванович хорошо помнит: шкаф он вчера запер. Вот и ключ у него в кармане, вместе с ключом от кабинета. Как же шкаф оказался открытым? А замок цел.

Чья это проделка?

Начинается расследование. Спрашиваем уборщицу: она и не подходила к кабинету. Владимир Иванович ей даже ключа не оставил, она и подмести там не могла. Сторож клянется, что всю ночь глаз не сомкнул, так что со двора никто зайти не мог. Да ведь и следы на инее остались бы!

— Кто из ребят пришел сегодня первым? — спрашивает сторожа Андрей Михайлович.

— Кто? Да этот сорванец, с барашковым воротником, не помню, как его зовут. Вон играет во дворе… — сторож показывает в окно на Горцю.

— Так оно и есть! Только Горця способен на такую пакость, — произносит Андрей Михайлович, скрывая злорадство.

— Я давно говорил, что этот Горця нам всю школу портит, — нервно перебивает его Владимир Иванович. — Мы должны избавиться от него. Довольно!

Когда это Владимир Иванович так говорил о Горце? Насколько я помню, он был против исключения его из школы, когда было дело с воробьем. И потом, виновность Горци в данном случае ведь пока еще не доказана.

— Владимир Иванович, вы не объективны, — говорю я, стараясь казаться спокойным. — Кроме того, вы отказываетесь от своих собственных слов!..

— Прошу не учить меня! Вы еще слишком молоды! — запальчиво кричит Владимир Иванович, хватает свое пальто и шапку и быстрыми шагами выходит из учительской.

— Владимир Иванович, вы неправильно поняли Степана Антоновича, — кричит ему вслед Мика Николаевна, но он уже не слышит.

Андрей Михайлович и Санда Богдановна с трудом удерживают свою радость. Я поссорился с Владимиром Ивановичем! Значит, мы уже вместе не будем выступать против них. «Пусть грызутся друг с другом, — вероятно, думают они, — нам спокойнее!»

Мика Николаевна кусает губы и тихо говорит:

— Я пойду к Владимиру Ивановичу и все объясню ему. Вы не хотели его обидеть.

Михаил Яковлевич возмущен: как это учитель разрешает себе убежать с урока!..

— Миша!.. — Мика Николаевна взглядом приказывает ему молчать, и он подчиняется. — Владимир Иванович — старый, больной человек. Не говори так.