Во Флоренах

Насколько это возможно без карты, я объясняю значение очередного стратегического маневра американцев. Рассказываю об агрессивных планах империалистов на Дальнем Востоке, об их стремлении создать в Корее плацдарм для нападения на Китай, на Советский Союз. Наш народ отвечает на эти провокации утроенным трудом, который укрепляет советское государство. И вот этой нашей стройкой во Флоренах мы тоже ударяем по империалистам, помогаем народу, стране.

Возвращается грузовик, и работа возобновляется.

Домой я иду вместе с Аникой. Нас обгоняют учителя: Мика Николаевна, Михаил Яковлевич, Владимир Иванович, Мария Ауреловна, Анастас Петрович. А я даже не видел, где они работали.

Приближаемся к селу. Аника предлагает идти прямо, через сады.

— Но там на пути довольно широкая речушка.

— Ничего, мы же в сапогах!

Аника хочет мне сказать что-то очень важное. Нас никто не должен слышать. Около колодца с журавлем мы сворачиваем направо. Перепрыгиваю через речку и чуть не падаю. Скользко. Помогаю переправиться Анике. Тихо падает снег. Теперь, когда мы совершенно одни, Аника говорит мне:

— Степан Антонович, будьте осторожны, кто-то вам пакостит.

— Почему вам так кажется?

— Пускают слухи по селу, будто Санду сбежал, потому что вы его побили в школе.

Как? Опять эти слухи!

— Кто вам сказал? — спрашиваю я как можно спокойнее.

— Сегодня говорили на Рукаве. Но никто этому не верит, Степан Антонович, дети любят вас! И все наши люди условились, если нужно будет, мы дадим свои подписи, чтобы вас не переводили в другое село.

Вот до чего дошло: я уже нуждаюсь в том, чтобы за меня заступались.

Да, кому-то я здесь не пришелся по нраву. Но меня направила сюда партия, и я честно работаю… Интересно, кто же все-таки распространяет эти слухи?

— Простите, Степан Антонович, если я огорчила вас. Может, не надо было мне вам говорить?

Аника Понимает, что я поражен в самое сердца. Она девушка чуткая!..

— Нет, — отвечаю, — вы правильно поступили. Я вам очень благодарен.

Сады кончаются. Отсюда каждый из нас пойдет своей дорогой. Но мне не хочется расставаться с Аникой. Я так нуждаюсь сейчас в душевном участии.

— Аника, вы не спешите?

— Нет, Степан Антонович!

— Все это не так уж существенно, — я стараюсь показать ей, что не утратил мужества. — Лучше расскажите мне о себе. Что вы собираетесь делать, когда кончите школу? Агрономия вас не привлекает?

Аника внимательно смотрит на меня. Ей, наверно, кажется, что мои мысли заняты другим, что мне теперь не до нее.

— Агрономия мне нравится, — говорит она, помолчав. — Но иногда мне больше хочется стать инженером. А иной раз и к археологии тянет… Не смейтесь, Степан Антонович. Я читаю о разных экспедициях, и мне очень хочется все знать!..

Аника воодушевляется. Разговор о неприятных слухах словно забыт. На лице ее нет и следа огорчения. Аника теперь во власти своих мечтаний.

— А часто я думаю, Степан Антонович, что лучше всего быть врачом! Хотелось бы найти такое лекарство, которое спасало бы людей от старости. А знаете, что мне вчера снилось? Как будто я изобрела маленький самолет, ну, совсем крошечный. Летает без бензина и в воздухе может держаться, сколько угодно, хоть два года. И как будто я полетела в этом самолете на луну. Но по дороге перестал работать мотор. Самолет полетел вниз и врезался в самый центр земли! Ну что вы смеетесь! Я тогда не буду вам больше рассказывать!.. И вот, в центре земли я нахожу энергию, еще гораздо более сильную, чем атомная. И в таком количестве, что электрические станции уже больше не нужны. Даже если у каждого человека будет свой самолет и автомобиль, этой энергии хватит на всех…

— И что же получилось дальше? — спрашиваю я улыбаясь.

— Дальше я проснулась!.. — смеется Аника. — Ну, Степан Антонович, вам моя болтовня, наверно, уже надоела.

— Что вы, Аника! Наоборот! Мне так приятно вас

слушать.

Мы замечаем фигуру приближающегося к нам человека.

— Спокойной ночи, Степан Антонович…

Дома я кипячу себе на примусе чай. Тороплюсь. Завтра у меня лекция в партийной школе: «Большевистская партия в годы столыпинской реакции». Надо подготовиться. Принимаюсь читать, но то и дело отвлекаюсь. Мысль невольно возвращается к тому, что мне пришлось испытать за последнее время. Заставляю себя сосредоточиться, углубиться в чтение. Намечаю тезисы: партия — высшая форма организации рабочего класса, его передовой отряд. Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи…

Я член этой партии, частица этого передового отряда. Но оправдываю ли я на деле звание коммуниста? Который уже раз пересматриваю свое поведение, свои поступки. Работаю я днем и ночью. В школе, в колхозе. Насколько это в моих силах, стараюсь прививать массам марксистско-ленинские идеи. Могу сказать, положа руку на сердце, что совесть моя чиста. За что же меня оклеветали?