Во Флоренах

— Тем более, что без Санду кое-кому легче живется. Меньше хлопот, не правда ли? — язвительно вставляет Мария Ауреловна.

Директор пропускает эти слова мимо ушей.

Со мной Мария Ауреловна разговаривает определеннее:

— Как вы можете, Степан Антонович, оставаться столь равнодушным к судьбе ученика вашего класса?

Равнодушным… Но что мне делать? Не могу же я обойти Андрея Михайловича и стучаться во все двери районо: где Санду? Надо посоветоваться с Владимиром Ивановичем. История с Санду очень волнует его.

— Больше всех, Степан Антонович, — сказал он мне вчера, — виноват я. Как это я не подумал, что с мальчиком может случиться беда? После стольких лет работы в школе…

И теперь, когда я рассказываю о разговоре наших учителей с директором, лицо Владимира Ивановича омрачается.

— Я позвоню в район, если он не хочет.

Вечером Владимир Иванович приходит ко мне домой. Он в хорошем настроении. Рассказывает, что звонил заведующему районо, и тот нас не особенно винит. На пути педагога не все бывает гладко. Что касается Санду, то нам беспокоиться нечего. Сам министр занялся им. Он отправил в село Трий Извоаре, где находится теперь Санду, инспектора. Трий Извоаре? Это совсем недалеко, километрах в двадцати от Флорен.

— Можно, Степан Антонович?

Дверь отворяется, и в комнату входит Горця. Глаза у него блестят. Он бросает взгляд на Владимира Ивановича, потом на меня. Переминается с ноги на ногу. Мальчику, видно, очень хочется что-то сказать мне, но его смущает присутствие Владимира Ивановича.

— Говори, говори, — подбадриваю я его.

— Степан Антонович, а у нас Санду…

— Санду? Приехал?

Горця не успевает отвечать на вопросы, которыми мы с Владимиром Ивановичем осыпаем его. Санду приехал за справкой, что он учится в седьмом классе. Теперь он уже будет учиться не у нас, а в селе Трий Извоаре. Там у него дядя, брат покойной матери. У этого дяди и живет теперь Санду. Почему он во Флоренах остановился именно у Горци? Да потому, что они в родстве. Горця просит нас с Владимиром Ивановичем не говорить Санду, что он рассказал о его приезде. Санду на него рассердится.

— Идемте повидаемся с ним, — хватаю я Владимира Ивановича за руку. — Ведь столько пережил мальчик за это время!..

Завуч быстро поднимается со стула. Но тут, будто о чем-то вспомнив, останавливается в нерешительности. Он показывает глазами на стену, за которой живет Андрей Михайлович — не позвать ли и его? Я делаю отрицательный жест рукой.

— Здравствуй, Санду! Как живешь? — с искренней радостью приветствует мальчика Владимир Иванович. Он берет его за подбородок и заглядывает в глаза: — Вот так гость!

Хотя мальчик кажется усталым с дороги, нам сразу бросается в глаза, что он стал спокойнее и веселее. Волосы у него аккуратно подстрижены, на нем сатиновая рубашка, которой я никогда раньше не видел. В углу стоят совсем новенькие, блестящие сапожки. А мы-то здесь горевали: несчастный ребенок!

Аника подает на стол студень, белый хлеб, компот из сухих яблок.

— Может, выпьете с нами по стакану вина? — обращается она ко мне и к Владимиру Ивановичу.

— Неси, неси, нечего спрашивать, — отвечает за нас Горця, как мужчина, хозяин дома. Он вошел в комнату — немного позже нас и сделал удивленное лицо, будто не понимая, как мы сюда попали… Кто-кто, но уж он никак не мог сообщить нам о приезде беглеца!..

Мы закусываем и разговариваем с Санду. Что он собирается делать дальше? Учиться в Трий Извоаре? Но нехорошо менять школу в середине года. Лучше бы ему остаться здесь до лета.

— Я ему уже говорила, — вставляет Аника, — пусть живет у нас. Я послежу за ним, как за Горцей.

— Оставайся, Санду, — упрашивает Горця. — Будем вместе ходить в школу, вместе читать, играть…

Санду задумывается. Лицо у него мрачнеет. Он смотрит в сторону и качает головой: нет!

— Что, все Кланцы своей боишься? — стыдит его Горця. — Пусть только попробует.

— Ну, останься пока хоть на неделю, — предлагает Владимир Иванович. — Посмотришь, как будет. И решишь…

Санду не соглашается.

В комнату влетает Бурлаку. Откуда он узнал?

— Эх, паренек! — начинает он, забыв даже поздороваться. — Как же это так? Удрал из села и никому ни слова! А кто здесь председатель, а? Не сладко тебе живется, обижают тебя, приди ко мне! Что я ем, ел бы и ты. Для моей жены ты стал бы сыном! А не хочешь ко мне, пожалуйста, к Владимиру Ивановичу. Каждый был бы тебе рад.

— Да он и теперь не хочет оставаться в нашем селе… — обиженно говорит Горця.

Не хочет? — Бурлаку сердится, краснеет. — Этот мальчонка, видать, вздумал целое село выставить на посмешище! Нет, уж он, Бурлаку, того не допустит. К чему искать счастья где-то на стороне? Школу Сайду может и здесь кончить. Заботу о нем он, Бурлаку, берет на себя…

— Ах, дитя мое! Где же это ты пропадал, любимец мой, утеха матери?

Поднимаю голову — в дверях стоит Докица Кланц. Никто не заметил, как она вошла. Видно, она только что узнала о возвращении Санду.