Во Флоренах

Совесть чиста… Так ли это? Нет, ответственность за бегство Санду все же остается на мне. Я не ребенок. Я знал его положение в семье и все же задерживал мальчика в школе. Я прежде всего должен был заботиться о том, чтобы у мачехи не было лишнего повода изводить его. Мальчик убежал из родительского дома, а я два дня и не подозревал об этом. Министр узнал раньше меня. Есть все основания наложить на меня взыскание по административной линии, да и перед партийными органами мне, возможно, придется отвечать.

Но кто все-таки сообщил в Кишинев, о бегстве Санду, минуя директора, минуя сельсовет? Потом, все эти сплетни… Кто-то специально старается опорочить меня, и это человек с головой. Подлец, но с головой…

Чего он хочет? Чтобы у меня отняли партийный билет? Руки коротки, мерзавец! Я ударяю кулаком по столу так сильно, что опрокидывается стакан с водой.

Партийный билет я храню во внутреннем кармане пиджака, у самого сердца. Он и сердце мое едины. Партийный билет у меня можно забрать только вместе с моей кровью.

Да, я сделал ошибку. Но не более, чем ошибку. У меня еще мало опыта. Какой же негодяй пытается создать вокруг этого шумиху!

Перед моими глазами, по странной ассоциации, возникает Саеджиу, человек, то совсем неприметный, то всплывающий вдруг на поверхность. С недавних пор он стал увлекаться игрой в шахматы, чем совершенно очаровал Андрея Михайловича. Счетовод не лишен и других талантов; поет и развлекает Марию Ауреловну. Все вечера он проводит у моих соседей. Я часто слышу через стену его голос:

Чтоб голову я мог склонить
На грудь твою, на грудь твою…

Но какое это имеет отношение к распространившимся обо мне слухам? И снова не дает мне покоя мучительная мысль: кто клеветник?

Красный галстук

Серебряные цветы льда покрыли стекла. За окном кружит бешеная метель.

Работа на Рукаве осталась незаконченной. Правда, уже немного, но чистить котловину еще надо. Да что можно сейчас делать? Все замерзло. Когда мы снова займемся электрической станцией? Весной? Тогда нужно будет пахать и сеять. Но ведь о нашей станции думаем не только мы, здесь в селе. Есть еще кому о ней позаботиться.

За окном раздается оглушительный шум мотора. Я вскакиваю из-за стола, за которым проверял тетради. Неужели?..

Хватаю пальто, шапку, выбегаю во двор. С Плешкул чел Маре, обращенной к селу, спускается огромная машина.

Невдалеке, по ту сторону речки, находится кооператив. Собравшиеся возле него крестьяне тоже смотрят в сторону Плешкул чел Маре. Я вижу, как от толпы отделяются группы людей и направляются туда, откуда доносится шум мотора.

Выхожу со школьного двора и перепрыгиваю через канаву у плетня деда Ефтима. Заснеженная тропинка выводит меня на дорогу. У подошвы горы собралось уже много народу. Лица у всех напряженные, взоры обращены к приближающейся машине.

Меня охватывает чувство, которое мне довелось испытать только раз в жизни. Это было на фронте, недалеко от Новороссийска, когда мой взвод оказался окруженным немцами.

Мы держимся уже третий день, а враг все нажимает. Несколько наших бойцов убиты, много раненых. Но у нас есть еще патроны, и мы не сдадимся. Когда кончатся патроны, возьмемся за штыки. И вдруг оглушительный шум. Идут танки. Наши! Они уничтожают все вокруг, прокладывая себе путь через фашистские ряды!..

Подобную радость я испытываю и теперь.

Машина спускается с горы, и мотор выключается. Из машины выходит паренек в комбинезоне.

— Здравствуйте, товарищи! — громко приветствует он нас. — Его голубые глаза светятся добротой. — Здесь Флорены? Не заблудился?

— Нет! Верно попал, — отвечает толпа хором.

— Это и есть экскаватор? Вы в самом деле к нам приехали? — спрашивает одна женщина.

— К вам, к вам, к вашему Рукаву, — понимающе улыбается механик. — Канал будем рыть.

— А не зря это? — раздается голос из толпы. — Земля-то замерзла. До весны подождать бы.

— Земля замерзла? Тоже вздумали напугать! — Механик с любовью кладет руку на экскаватор. — Нам с «Васей» и чорт не страшен, не то что мороз.

К «Васе» привыкают в деревне быстро. Он без устали грохочет на котловине. Его мощный хобот, несмотря на мороз в четырнадцать градусов, зарывается глубоко в землю, потом поднимает огромные массы ее и опрокидывает поочередно в шесть грузовиков — четыре колхозных и два, присланных из МТС. На то, что мы до сих пор сделали всем селом, экскаватору потребовалось бы несколько дней. Теперь люди только выравнивают стены и дно ущелья.

Санду! Нашелся Саиду!

В школе вот уже два дня не перестают об этом говорить. Но где Санду находится и что с ним — никто толком не знает.

Мика Николаевна и Михаил Яковлевич не дают покоя директору: пусть он пойдет в районо и спросит там, где Санду. И обязательно, чтобы мальчик вернулся в село.

— А кто за ним смотреть будет? — отмахивается от них директор. — Мачеха, что ли? Эта свирепая баба? Наверно, ему лучше там, где он сейчас находится. Видите, в районе молчат, ничего не говорят. Значит, так и надо.