Читаем Во имя человека полностью

— То есть Пушкину?.. Ведь у него все и произошло из-за личной жизни, как тебе известно, и дуэль, и смерть.

— Человек, который умеет написать такие книги, какие Пушкин написал, должен уметь, если потребуется, и оттолкнуть нахала локтем, и в нос кулаком дать, и схитрить, обмануть дурака!

— С волками жить — по-волчьи выть?

— А как же, если его буквально волки окружали?

Вот тогда Баклан и сказал:

— Знаешь, как это называется?

И про повышенную самозащищенность…

Ну, ладно, допустим, я в некоторых словах ошиблась, да в нашем ведь разговоре не они были и главными. Главное — как они были сказаны. И Бакланом, и мною.

Выходит, главнее не «что», а «как»?!

Ну, это потом… А вот почему Баклан вообще завел этот разговор о незащищенности и повышенной самозащищенности?.. Он ни в чем не обвинял меня, но почему же тогда мне все равно стало обидно? Будто он в чем-то подозревает меня, хотя, конечно, культурный человек, и намеком не дал понять, что подозревает…

«А подозрение все-таки обижает человека, Лешенька», — Баклан и тут был прав?!

Ну, хорошо, давайте соберемся с силами, попробуем вспомнить по порядку, попробуем понять, что привело нас к этому разговору. Даже не к разговору, а к спору, хотя внешне это и было не похоже на спор. Почему же мне тогда кажется, что к спору?..

И все-таки мы с Бакланом о чем-то спорили, хоть мне и трудно определить это словами.

О чем был тот разговор между Ниной Ивановной и Семеном Борисовичем, который я случайно подслушала, перевешивая картины?..

— Согласись, что странно все-таки у молоденькой девушки, у новобрачной и — такая взрослая заботливость по дому, по хозяйству, — говорила Нина Ивановна.

— Наоборот, это же естественно, — ласково и негромко отвечал ей Семен Борисович. — Человек вышел замуж, он счастлив…

— И — вьет гнездо, да?! — подсказывала Нина Ивановна.

— Ну, а если даже и так, что здесь плохого? — спрашивал он.

— Так-то оно так, — задумчиво отвечала Нина Ивановна. — Вот сейчас она перевешивает картины: допустим, они будут действительно лучше смотреться. Хотя я слегка и сомневаюсь в этом… Но зачем каждое утро обсуждать с тетей Пашей, что она должна сегодня купить на обед? Да еще с бумагой и карандашом, подсчетами?.. Слава богу, тетя Паша не первый год ведет у нас хозяйство, не девочка, и всегда все было в порядке.

— Просто дисциплинированный человек, привыкла к плановому хозяйству… Хотя, правда, старуху это и обижает.

— А Леша даже не чувствует, не замечает этого. Толстокожесть это, что ли?..

— Ну-ну, Нинка, тебе надо просто потесниться, Борька вырос, а тебе — неохота, ты привыкла к своему единовластному положению в доме.

— Да нет, Семен, я не об этом: ты же знаешь, как я всегда любила хозяйство!..

— Да уж, пока тети Паши у нас не было, я хуже, чем в общежитии, жил!

— Ну и ты, знаешь!

— Но вот зачем она, спрашивается, Борькиных солдатиков выкинула, ума не приложу?!

— Может, боялась, что он снова играть в них будет? А ведь это недостойно супруга и взрослого человека! И вообще: если не по-моему, значит — заведомо неправильно!

— А может, Нина, это присуще молодому человеку? Помнишь, мы с тобой какие ерши были?! Тебе слова поперек нельзя было сказать!

— А тебе?!

— Да, пожалуй, и мне.

— То-то!

Они замолчали, а я увидела, что так на весу и держу тяжелую картину. Выходит — подслушиваю?! Тотчас повесила ее, изо всех сил стала бить молотком по крюку. А когда остановилась, снова услышала, как Нина Ивановна говорила:

— А не есть ли все это — еще одна из разновидностей мещанства?..

У меня чуть молоток из рук не выпал: уж в чем, в чем, а в этом меня не обвинишь!

— Оно многолико, это верно, — тоже задумчиво проговорил Семен Борисович и заторопился: — Понимаешь, Нина, бывает у меня почему-то ощущение, что она ухватилась за то новое, что появилось в ее жизни! Ухватилась и — подминает под себя, да-да! Я не о вещах, деньгах, квартире или там автомобиле говорю…

— Помнишь того безрукого солдатика?! — как-то очень жалобно спросила Нина Ивановна. — Борька так любил его!..

— Вот я об этом же говорю, — тоже вздохнул Семен Борисович. — А что, если она выкидывала не солдатиков?!

4

Не солдатиков, это правильно… И с тетей Пашей планировала покупки, картины перевешивала, мебель переставляла — все это, чтобы навести настоящий порядок в доме Баклановых: уж очень противны мне художественные беспорядки, этакая артистическая безответственность и всяческие вольности: «Я, дескать, гений, мне все позволено!..»

Ну, Леша, в открытом виде всего этого и не было в доме Баклановых! Это мне только казалось, что подобное может у них быть… И Нина Ивановна никогда гения из себя не корчила, и Семен Борисович тем более… Только подсмеивались друг над другом, когда уставали, когда было трудно. Работали ежедневно, упорно, как и полагается человеку работать. Тогда что же и почему вызывало у меня почти инстинктивную неприязнь, желание тотчас вмешаться, изменить по-своему?..

Свадьба была у Баклановых, всего гостей собралось сорок два человека. Подарков надарили!.. А платье мне сшила сама Нина Ивановна. Она, оказывается, отлично шьет, и белое платье, и фата получились чудесными!..

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза