Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Уверена, эти выпады были вполне заслуженными. Я проявляла неуважение и начала огрызаться в ответ. «Если бы ты вкладывала в мое воспитание хотя бы половину той энергии, какую тратишь на то, что велит тебе твой драгоценный гуру, возможно, все обернулось бы по-другому! — возражала я. — Я была идеальной девочкой! Выполняла домашние задания, не впутывалась в неприятности, но тебе всегда было этого мало, верно?»

Когда все остальное в жизни матери стремительно выходило из-под контроля, должно быть, ей страшно было осознавать, что она при этом теряет свою власть над единственным человеком, которым всегда могла командовать. Потом я как-то раз зашла слишком далеко. В ответ на какую-то мою дерзость она дала мне пощечину, а потом выгнала из своей квартиры метлой. Шокированная, я заперлась в своей комнате и громко включила музыку, чтобы заглушить ее вопли под дверью.

После этого инцидента я сказала себе, что упакую свои вещи, съеду и буду жить у Андреа. Ее мать с радостью приняла бы меня. Поскольку отец часто отлучался из города, мне просто больше некуда было податься. Я чувствовала себя загнанной в ловушку. Однако, несмотря на мечты о побеге, я так его и не совершила. Да и нужды в нем не было. У мамы были другие планы, и когда все немного успокоилось, она, как всегда, усадила меня на свою кровать и открыла их мне.

— Я сыта по горло твоим отношением, Патрисия, — проговорила она устало. — Мне надоели постоянные ссоры. С тех пор как мы покинули Англию, ты стала невыносимой!

Она дала совершенно ясно понять, что не собирается брать на себя никакой ответственности за надлом в наших отношениях.

— Твой отец просил меня проводить с ним больше времени в Соединенных Штатах, и, поскольку нас к тому же беспокоит ситуация с похищениями людей в Риме, нужно было придумать какое-то альтернативное решение для тебя. Оставаться в школе Св. Георгия — это теперь не вариант. Ты снова возвращаешься в пансион — в Швейцарию.

Этого я не могла предвидеть.

Колледж Эглон располагался в деревне Шезьер, высоко в Швейцарских Альпах. Мое будущее решилось благодаря маминому pendolino, кристаллу на цепочке, который она подвесила над названиями Эглон и другой швейцарской школы, Ле Розе, и держала, пока он не указал на Эглон. Устроенный по схеме, отдаленно напоминавшей систему британской «публичной» школы, колледж Эглон был учрежден после войны бывшим учителем из Гордонстоуна, на редкость «крутой» школы в Шотландии. Авангардная философия этого человека состояла в том, что образование должно затрагивать суть человека, включая духовные, физические и социальные факторы. Ожидалось, что учащиеся будут позитивно реагировать на дисциплинарный режим, в том числе суровое и неукоснительное физическое воспитание — даже в разгар альпийской зимы.

Хотя поначалу меня охватил ужас при мысли, что меня изгоняют в какие-то горы, однако со временем стала ценить свое новое окружение. С момента приезда я почувствовала себя там как дома. В Эглоне учились триста учеников со всего мира, в том числе из Италии. Как сказала одна из моих соседок по общежитию, «у нас уже была Пуччи, теперь есть Гуччи. Остается только обзавестись Фиоруччи!»

Признаю, бывали моменты, когда пребывание в Эглоне не вызывало у меня восторга. Каждый день в семь утра раздавался сигнал подъема, и первым делом приходилось заниматься зарядкой на промозглой террасе. Ничто в жизни пансиона не вязалось с моей внутренней жизнью «девушки из большого города». Те дни, когда я мечтательно лежала у бассейна в Риме, теперь казались далеким воспоминанием. Особенно это ощущалось во время одного изматывающего похода, в котором наша группа пробиралась сквозь метель и толщу снега, доходившего до пояса, поднимаясь на гору. Мне стыдно признаться, но эти экстремальные условия пробудили во мне худшие черты характера, и я отказывалась делать очередной шаг. Хлопнувшись на спину в снег и вертикально задрав лыжи, подбитые тюленьей шкурой, я объявила, что эта экспедиция слишком опасна, и потребовала, чтобы для нас немедленно вызвали спасательный вертолет.

— Это безумие! — вопила я, перекрикивая ветер, не чувствуя ни рук, ни ног. — Наши родители не для того нас сюда прислали!

То, ради чего они нас сюда прислали, сыграло свою роль — и это был esprit de corps, то есть дух единства моих одноклассниц. «Давай, Патрисия! Идем дальше!» — говорили они, подбадривая меня. Несмотря на то, что каждая мышца в моем теле болела и слезы примерзали к щекам, я побрела вперед сквозь боль. Ощущение победы, когда мы достигли своей цели, было феноменальным, и мы цеплялись друг за друга, точно выжившие в катастрофе, каковыми себя и чувствовали. Дружескими отношениями, сложившимися у меня в Эглоне, я более всего дорожу сегодня.