Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Уверена, она томилась в ожидании, когда мне вырезали миндалины в Беркшире; с ума сходила в тот день, когда меня увезли в больницу посреди ночи с приступом аппендицита в Эглоне; но, должно быть, эти воспоминания куда-то затерялись. И сейчас она устраивает суматоху при первых признаках простуды, звоня каждое утро, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. Come ti senti oggi?[70] — как правило, спрашивает она, еще не успев поздороваться. Она была такой же участливой и с отцом, но сочувствия в случаях, которые, по ее разумению, подходили под категорию «сам виноват», от нее не стоило ждать. Не обращала она особого внимания и на тот факт, что мы с отцом, путешествуя, пересекали по нескольку часовых поясов и часто нам приходилось становиться свидетелями несчастий внешнего мира. Когда у папы началась бессонница, поначалу мама была строга с ним, списывая ее на счет синдрома смены часовых поясов. Папа всегда был непоседой, но, как правило, спал довольно крепко для человека с таким активным разумом. Когда же он действительно не находил себе места по ночам, моя мать — которой пришлось на себе испытать расстройство сна — начинала проповедовать пользу глубокого дыхания для прочистки разума. Пользу оно приносило, но редко. После полуночи мама просыпалась в Палм-Бич и обнаруживала, что его нет в постели. Набросив халат, она выглядывала в сад, в душную влажную ночь, и находила его босым, поливающим лужайку под усыпанным звездами небом.

— Альдо! Что ты делаешь? — окликала она.

— Все нормально, Бруна. Иди в постель. Я скоро приду.

Он не знал, как часто она оставалась, чтобы понаблюдать за ним: он настолько был поглощен своими мыслями, что стоял на одном и том же месте по нескольку минут кряду и устраивал наводнение, стоя в луже босыми ногами.

Надеясь, что это всего лишь «временно», мама в глубине души знала, что причина его взволнованности — проблемы в семейном бизнесе, и никакое глубокое дыхание не поможет ему избавиться от одной конкретной тревоги. Мой брат Паоло продолжал оставаться занозой у отца в боку, и его выходки требовали все больше и больше его внимания.

— Он никогда не удовлетворен, — жаловался папа приглушенным голосом. — Вечно ему надо чего-то еще. И эти адвокаты, которых он все время втягивает! Вот уж от кого одни неприятности. Почему он не может быть как его братья и просто заниматься своим делом?

— Неужели они не могут заставить его прекратить всю эту ерунду? — спрашивала мама.

— Они пытались, но без толку.

— Альдо, тебе нельзя волноваться так сильно, — говорила она ему, но понимала, что легче сказать, чем сделать, — при всем этом медленно кипящем напряжении. Когда она оставалась наедине со мной, это была уже другая история.

— Паоло нас погубит! — восклицала она с растущим предчувствием. — Ему всегда всего мало. Твой отец вне себя.

Были и другие проблемы. Мой дядя Родольфо недавно потребовал себе бо́льшую долю в Gucci Parfums — компании, которую папа учредил ради блага моих братьев, но которая с тех пор резко пошла в гору, опередив все ожидания. В то время Родольфо согласился на выделение своим племянникам 20-процентной доли в дочерней компании и предпочел не выделять Маурицио такую же долю акций, поскольку они еще не имели выхода во внешний мир. Теперь же, когда этот бизнес процветал, он захотел втрое увеличить собственный процент, но мой отец ему отказал.

Стресс начал всерьез подрывать папино здоровье, хотя это было бы последним, в чем он признался бы. Он был спортивным и здоровым человеком всю свою жизнь и редко пропускал работу по болезни. Но летом 1981 года, когда ему полагалось отдыхать во Флориде вместе с нами, у него развился ужасный кашель, который никак не удавалось остановить.

— А я тебе скажу, как ты его заработал, — попрекала его мама, смешивая для него молоко с медом. — Это все твои хождения среди ночи. Неужели ты не знаешь, как опасно входить с жаркой улицы в дом, где работает кондиционер, да еще с мокрыми ногами?

Она боялась, что в придачу к бессоннице рискует разладиться его иммунная система, поэтому готовила ему свой «волшебный» куриный бульон. Отмахиваясь от ее тревог, папа заявлял, что он достаточно здоров, чтобы присутствовать на встрече в Майами, хотя его и мучила одышка.

— Со мной все будет в порядке, — ворчливо говорил он. — Это всего на пару часов.

— Нет, Альдо, ты не должен ехать! — настаивала она, грозя ему пальцем. — Я тебе запрещаю!

Она доставала его, пока его растущее раздражение не передалось мне, и я, наконец, вмешивалась, пытаясь предотвратить ссору.

— Ой, да пусть едет, мама, — говорила я. — Он достаточно взрослый, чтобы самостоятельно принимать решения.

Ничуть не смущаясь, мама потребовала стороннего мнения. Врач, которого она вызвала, предположил, что это грипп, и рекомендовал сдать анализы крови.

— Это пневмония! — спорила мама. — Ему нужно в больницу.

Проигнорировав единственного квалифицированного врача в округе, она велела нашему шоферу Стэнли немедленно отвезти папу в местный пункт неотложной помощи.