Во имя Гуччи. Мемуары дочери

Радовало то, что никому не было выгодно информировать прессу, так что едва ли эта история могла стать публичной. Увы, мои возмущенные братья отправились прямо в отдел регистрации в поисках свидетельства о браке своих родителей, чтобы подтвердить, что это был единственный законный союз. Там они выяснили то, что мой отец знал все это время, а именно: брачный статус их матери с юридической точки зрения находится под вопросом. Если их родители не зарегистрировали свой свершившийся в Англии брак, по текущему итальянскому законодательству их отец был волен делать, что пожелает.

Желая исправить положение, кто-то из них поспешил в Англию, чтобы получить копию свидетельства, выданного более полувека назад. Затем они, очевидно, повезли дряхлую 73-летнюю Олвен в отдел регистрации в Риме, чтобы официально зарегистрировать этот документ. Наконец ее брак с Альдо был официально подтвержден.

Их вмешательство привело отца в ярость.

— Они не имели права! Это было частное дело между их матерью и мной. Им известно, что я всегда заботился о ней. Это их не касается!

У мамы возникло кошмарное ощущение дежавю. Я была младенцем, когда посланница Олвен постучалась в ее дверь с требованием оставить Альдо в покое. С тех пор все успели прийти к взаимному согласию и приняли положение вещей. Мама надеялась, что уик-энд в «Инглсайд Инн» останется незамеченным, но теперь, когда тайна ее брака с папой всплыла на свет, блеск этого события потускнел.

Но маме не было нужды беспокоиться. Хотя фундаментально ничего не изменилось, она не могла предвидеть тех перемен в моем отце, которые начались после приступа пневмонии и были усилены их брачными обетами. Она называла это un miracolo — чудо. Почти мгновенно он сделался более внимательным и заботливым, всегда отвечал на ее звонки, желал, чтобы она постоянно находилась рядом, и обращался к ней за советом. Даже после всех этих лет совместной жизни они ощущали себя настоящими новобрачными.

И все же мама сочувствовала папиной настоящей жене. Она знала, что Олвен слаба здоровьем, и новость об этом браке, должно быть, расстроила ее так же, как и сыновей. Мама позаботилась о том, чтобы папа время от времени справлялся о ней, особенно по воскресеньям.

— Не пренебрегай ею, — напоминала она ему.

Как-то раз на Рождество папа подарил маме золотой браслет, а она предложила отдать его Олвен, зная на личном опыте, каково приходится женщине, которую оставили одну в доме.

— Привези ей подарок. Проведи с ней день. Выпейте вместе чаю, — мягко убеждала она его. Он послушно проделывал 30-минутный путь пешком от маминой квартиры до виллы Камиллучча и — наверняка дивясь про себя хитросплетениям загадочной женской души — старался быть мягким с первой женой, чтобы угодить второй.

Всякий раз после встречи с Олвен он спешил обратно со словами:

— Бруна, ты не представляешь, как постарела Олвен! Она почти не слышит меня и едва понимает то, что я говорю. Ждать уже недолго.

Моя мать всегда смеялась в ответ.

— Альдо, ты выжил из ума! Говорю тебе, эта женщина еще тебя переживет. Ты уйдешь раньше нее, поверь мне.

В своем стремлении умиротворить остальную часть семьи мой отец пошел на неожиданный шаг. Минул почти год после его последнего разговора с Паоло, поэтому он пригласил сына в Палм-Бич, чтобы обсудить мировое соглашение. Нью-йоркский судья недавно отклонил иск по торговому знаку, но Паоло по-прежнему отстаивал права на открытие своей линии Gucci Plus. Папу это раздражало, тем не менее он планировал до конца года положить конец их вражде. Под некоторым давлением он в конечном счете согласился с основными требованиями Паоло.

Затем он переключился на другие проблемные отношения. Его брат Родольфо по-прежнему требовал себе больший кусок пирога и нанял поверенного, чтобы оспорить структуру компании и распределение дивидендов. Папа разрешил этот спор и санкционировал реструктуризацию, инкорпорировав Gucci Parfums и разрешив свободное хождение акций на итальянском фондовом рынке. Новая компания получила новое название — Guccio Gucci SpA[73].

При таком повороте событий Родольфо внезапно получил контрольный 50-процентный пакет в новом предприятии, и его сын Маурицио был призван обратно в Италию, чтобы помогать отцу приглядывать за операциями. Моему отцу осталось сорок процентов, а братьям на троих — десять. Затем папа подарил еще одиннадцать процентов своих американских долей моим братьям и дал им право голосовать в совете директоров.