Во тьме безмолвной под холмом

С Джесс на руках, Элли последовала за остальными по туннелю, мимо ниш, где покоились еще не пробудившиеся мертвецы.

Лиз Харпер пыталась пошевелиться, но любое движение вызывало острые приступы боли.

Лицо пылало огнем, боль сверлила развороченную глазницу. Во всяком случае, хребет она не сломала. Зато, увы, наверняка переломала все остальное. Руки, ноги, ребра – при падении она колотилась о стенки шахты, чем ниже, тем более бугристые. От удара о каменный выступ ее таз раскололся, как старая фарфоровая раковина, но падение каким-то чудом не убило Лиз. Ее дрожащие пальцы (хоть что-то кроме позвоночника еще не сломано) наткнулись на обломки древних костей, которые от первого же прикосновения раскрошились в порошок. Очевидно, они и смягчили падение.

Благо хоть подохла Иуда Джесс. Наверняка подохла. Лиз попала мелкой крысятине прямо в грудь. Хотя бы это ей удалось. Но Элли Читэм и остальные не только уцелели, но и спаслись из ловушки.

Только ничего у них не выйдет. Будем верить, что ничего. Они позаботятся об Элли Читэм и ее подружках…

Кто-то двигался в темноте.

И этот кто-то был не один.

Далеко не один.

Только не ее. Только не ее. Она же Им служит! Она…

Но Они уже со всех сторон подкрадывались из темноты, по-паучьи перебирая лапами.

Это несправедливо, подумала она. Нихера не справедливо.

Но тонкие когтистые пальцы впились в нее, и одеяние из содранной кожи мазнуло Лиз по лицу.

59

Одеяния чудовищ хлопали и шелестели на ветру. Милли огляделась: не считая горстки смельчаков, все попрятались в палатках. В конце концов, что им оставалось, кроме как прижаться друг к другу и надеяться дожить до рассвета?

Рубен выскользнул из укрытия и лизнул ей пальцы. Милли пристроилась между Эрни и Ноэлем, которые стояли с ружьями наизготовку. Она до сих пор чувствовала жар пламени, но оно уже догорало. Как только пожар в Блэкфилдском парке потухнет, их окружат и с этой стороны.

Твари молчаливо подкрадывались. Господи, сколько их на этот раз? Видимо-невидимо. На мгновение ей показалось, что свет их не остановит, что они накатят волной на лагерь, затушат телами костры, позволяя остальной орде наброситься на выживших в темноте. Но чудовища резко замерли на границе света и тьмы и снова присели на корточки в ожидании; тени рябили в складках их одеяний. Пламя трепетало на ветру, раздувающем плащи и капюшоны. В остальном твари были неподвижны, как камни.

Они расположились в шесть-семь рядов, и если бы не костры, то за считаные секунды поглотили бы лагерь. Но пока они держались на расстоянии.

Ветер выл, ревело и трещало пламя. Милли боялась, что огонь погаснет, но ветер стих, и пламя разгорелось снова. Чудовища по-прежнему не двигались.

Жар на ее лице исчез. Милли бросила взгляд в сторону старой церкви: не считая пары тлеющих углей, пожар потух, и уже стекались с обеих сторон бледные силуэты, закрывая просвет.

На всяком шагу они ныне окружают нас: устремили глаза свои, чтобы низложить нас на землю; они подобны льву, жаждущему добычи[20]. Милли ждала: хоть они и не выносят света, коварства им не занимать. Но твари по-прежнему сидели на корточках неподвижно. Она даже понадеялась, что они струсили, если им вообще ведом страх.

Под порывами ветра пламя то затухало, то вспыхивало вновь. Ничто больше не двигалось.

А потом твари застонали хором. Поначалу стон доносился из темноты позади Милли, затем его подхватили твари по обе стороны лагеря, а потом и те, что находились впереди.

Этот хор – не человеческий, но и не звериный – то нарастал, то стихал в произвольном ритме. То был плач заблудших, истерзанных душ, стон испуганных, гибнущих в одиночестве, Богом забытых созданий. То был вой ветра среди скал и деревьев, скорбь всех усопших в мире. Кошмарный звук! Бежать бы от него со всех ног, заглушить, уничтожить, но Милли ничего не могла поделать. Только слушать.

Что-то в облике чудовищ неуловимо переменилось, и Милли шагнула вперед, поближе к границе света.

– Милли…

– Завали, Джонс, – прошептала она.

Чудовища не реагировали. Подойдя к границе освещенного пространства, Милли увидела, что их головы запрокинуты, а челюсти с двумя парами острых резцов распялены, словно на шарнирах. Твари не переводили дух, будто и не дышали вовсе: казалось, они лишь служат проводниками звука, доносящегося откуда-то еще, из глубин под горами и долами, а то и еще глубже – из самой Преисподней.

Милли находилась примерно в шести футах от ближайшего существа – как никогда близко. Оно будто не замечало ее; просто сидело на корточках, посылая в небо свой странный зов.

Звук дрожал у Милли в животе, от него по всему телу расходились волны дурноты и кое-чего похуже. Неожиданно ее охватил всепоглощающий страх: сердце заколотилось, стало трудно дышать. Так, наверное, Элли чувствовала себя во время приступов, но Милли понимала, что у ее страха есть какая-то одна, вполне конкретная причина. Которую она узнает, если продолжит слушать.