Во времена перемен

Замужество мое вызвало крайне негативную реакцию Семена Юлиановича, как я теперь понимаю, в основном – переезд в Ленинград. Он хорошо знал все отрицательные стороны этого события и сразу посоветовал ни в коем случае не соваться в Институт им. Поленова. Забегая вперед, должна сказать, что он был абсолютно прав.

Я посидела пару месяцев дома с целью адаптации к климату, которой так и не получилось. Ничего не высидев и понимая, что без моей зарплаты семейный бюджет не выдержит, я отправилась искать работу в Горздравотдел. Инспектор сходу предложила мне Госпиталь инвалидов войны, где требовались хирурги, предупредив, что это довольно далеко. В этом я убедилась в тот же день. От Площади Труда, поблизости от которой я жила на Красной (теперь снова Галерной) улице, до правого берега Невы было 22 километра на трех транспортах с двумя пересадками – полтора часа в один конец при удачном раскладе. Можно было добраться и короче по проспекту Обуховской Обороны, но тогда надо было быть готовым каждый день пришивать новые пуговицы, а по Володарскому мосту ходить пешком. Автобус шел по дореволюционному булыжнику, и трясло ужасно. На протяжении остановок четырех был потрясающий запах от мыловаренного завода. Я диву давалась, как там, в густонаселенном районе, жили люди.

Вот по такой дороге я отправилась наниматься на службу. Госпиталь располагался в двух трехэтажных корпусах, где размещались хирургия, терапия и фтизиохирургия . Окружающая территория занимала 6 га. Вокруг корпусов был «регулярный» сад, а дальше – лес. Потом мне рассказали, что начальник госпиталя, Николай Николаевич Шаталов, бывший зав. Горздрава Ленинграда, получил участок под госпиталь на правом берегу Невы посреди болота. Он объявил на нем городскую свалку. Через год туда была привезена земля и одновременно со стройкой разбит парк, а затем насажен лес. ГИОВы в ту пору опекал бывший партизанский командир Герой Советского Союза Ковпак. Он имел огромный авторитет и добился для госпиталей очень больших льгот. Финансирование было тоже значительным. Этим Н.Н. воспользовался сполна. А следить за порядком он умел: территория и корпуса были в идеальном состоянии.

Я вошла в хирургический корпус с терапией на третьем этаже. Меня пригласили в кабинет начальника. Предбанник представлял собой филиал ботанического сада. Таких растений в помещениях мне видеть не приходилось. За ними присматривала специальная женщина, оформленная уборщицей. У нее были «зеленые руки»: «у меня все вырастет», говорила она. И правда, казалось, воткни она карандаш в землю, он и заколосится. В кабинете меня встретил щебет чижика.

За столом сидел, как мне показалось, очень пожилой совершенно седой коренастый мужчина (ему тогда было 54 года). Он расспросил меня, кто я, откуда, что умею делать. Я ответила. Он подумал и пригласил завтра выходить на работу. И тут я поняла, что больше не пойду в родную клинику, не увижу своих друзей, Семена Юлиановича. Вместо него теперь будет этот старик с чижиком. И у меня градом покатились слезы. Я ревела белугой и не могла остановиться. Не знаю, что подумал Н.Н. Он смотрел с усмешкой на зареванную дурищу и ждал, пока я уймусь.

Позже мы выяснили, что он из тамбовской губернии, т.е. мой земляк в некотором роде. Относился он ко мне хорошо. Кроме того, мы и в городе оказались соседями: Красная улица выходила на площадь Труда, где он жил. Человек он был очень умный, к тому же хороший организатор, что далеко не всегда сочетается. Прошел войну. К моменту нашего знакомства он страдал тяжелым атеросклерозом, плохо ходил, а сигареты прикуривал одну от другой. Его жена, Наталья Александровна Шаталова, майор медслужбы, была доцентом кафедры факультетской хирургии Военно-медицинской академии и прекрасным торакальным хирургом. Когда приезжали иностранцы, ее всегда ставили на показательные операции к великому удивлению арабов, которые не могли взять в толк, как это жена может быть хирургом. На это тоже был расчет.

В госпитале был свой небольшой автобус, который отходил от Думы на Невском ровно в 8 утра. К нему надо было успеть. Мы часто встречались в троллейбусе с Н.Н. Он очень забавно нервничал, когда мы опаздывали, попадая под «красную волну». К автобусу съезжался народ, живший значительно дальше нас. До госпиталя ехали минут 40. За это время мы успевали побеседовать. Он позволял себе весьма критические высказывания по поводу существующего строя, руководства, политики, и я иногда удивлялась, почему он не боится. О работе почти не говорили. Он вспоминал молодость, рассказывал, как в 16ти летнем возрасте пошел в батраки к кулаку и за сезон заработал на избушку и корову.