Водолаз Его Величества

Поисковыми работами командует капитан канонерки Иван Сергеевич Кузнецов. Я почти все время буду в Севастополе заниматься подъемом «Камбалы». В Балаклаву смогу наведываться лишь изредка, просто для того, чтобы держать руку на пульсе. Иван Сергеевич очень опытный капитан, я буду ему только мешать. Конечно, – тут фон Шульц улыбнулся, – когда вы отыщете «Принца», примчусь сразу. Даже спущусь в снаряде лично осмотреть находку. Но до этого еще надо дожить.

– Есть дожить! – молодцевато выпятив грудь, гаркнул Артем.

– Отставить, – снова улыбнулся фон Шульц. – Сейчас вместе со мной вернешься на берег. Отправляйся в расположение отряда водолазов, собери вещи и возвращайся на канонерку.

На пристани, перед тем как распрощаться, фон Шульц положил Артему руку на плечо и негромко произнес:

– В казарме ни с кем не разговаривай. Ни с водолазами, ни с офицерами. Будут настаивать, поясни, что переведен в особую группу под моим командованием, дал подписку о неразглашении и не имеешь права говорить ни слова. Катер с «Черноморца» ждет матросов после увольнения в семь часов у причала в Артиллерийской бухте. Не опаздывай.

– Спасибо, Макс Константинович!

В расположение отряда Артем шел легким, пружинящим шагом. И дышать ему было легко: давящая на плечи тяжесть неопределенности и обида незаслуженного обвинения, сжимавшая горло, отступили. Впервые за последние десять дней он был спокоен. Его оправдали, он занят важным и нужным делом. Мир вновь приобрел устойчивость, и от этого морская свежесть, принесенная послеполуденным бризом, сама собой вливалась в легкие.

Он был уверен, что поиски «Черного Принца» увенчаются успехом.

«Ребе Шломо Бенцион обещал мне длинную счастливую жизнь, в которой будет все, даже клад с золотыми монетами, – думал Артем. – Сколько мы гадали, что за клад такой может мне выпасть, и вот теперь все становится понятным».

Казармы пустовали, отряд был на работах или учениях. При виде Артема дневальный на воротах удивленно раззявился.

– Чего рот раскрыл? – спросил Артем, останавливаясь возле караульной будки.

– А Гераська объявил, что ты загремел на всю ивановскую. Под суд, а потом в Сибирь. Мол, больше тебя не увидим.

– Вранье, – отмахнулся Артем. – Вещи мои еще не забрали?

– Пока нет.

– Ну, я пойду соберу.

– А где ты теперь-то?

– Не могу говорить. Секрет.

– А-а-а, – протянул дневальный. – Ты это, Артем, учти, Гераська здесь. Рыщет по части, как серый волк.

– Ладно, спасибо.

В казарме было пусто, чисто и тихо. Он подошел к гладко застеленной койке Митяя, поглядел на свою рядом, так же гладко застеленную, и тяжело вздохнул. Всего десять дней отделяли его от совсем другой действительности, в которой он, как сейчас становилось понятно, был счастлив.

Артем сел на свою койку, посидел несколько минут, словно возле могильного памятника, и стал собираться. Спустя пять минут он с «сидором» за плечами прошел мимо будки, махнул на прощание дневальному и быстрым шагом двинулся по улице.

Пройдя несколько сот шагов, он вдруг остановился как вкопанный. «Бушлат! Я же забыл бушлат! Он остался висеть на вешалке между кроватями».

Стремительно повернувшись, Артем бросился назад. Ему совсем не хотелось возвращаться, но выхода не оставалось. Будка дневального была пуста, видимо, он отошел на минуту по неотложному делу.

«Увидит Герасимов, – подумал Артем, – понесет бедолагу по кочкам».

В казарме было по-прежнему тихо. Лучи вечернего солнца заливали оранжевым светом аккуратно заправленные койки и чисто выдраенный пол. Артем снял бушлат с вешалки и собрался натянуть его, как сзади послышались шаги.

– Так-так, – раздался скрипучий голос Герасимова. – Матрос Шапиро сбежал из тюрьмы, а теперь крадет казенное имущество.

– Меня оправдали и выпустили, – сказал Артем. – Я зачислен в особую группу и должен прибыть к месту прохождения службы со своими вещами.

– Глупости! – оборвал его Герасимов. – Эту чушь в синагоге будешь молоть. Завтра я выясню, кто тебя выпустил и куда зачислил без моего ведома. А сейчас дневальный мне доложил о грязном гальюне. Марш на уборку. И чтобы через час все очки сияли, как яйца у кота.

Артем не ответил. Взял «сидор», подхватил бушлат и двинулся к выходу из казармы.

– Стоять! – рявкнул Герасимов. – Я тебе приказываю стоять!

Не обращая внимания на его слова, Артем пошел по проходу казармы, огибая Герасимова. Тот сделал два шага вбок, загородив дорогу, размахнулся и влепил Артему звучную пощечину.

– Если ты слов не понимаешь, морда жидовская, – прошипел белый от ярости капитан-лейтенант, – придется тебя кулаком поучить.

Щеку Артема обожгло от удара, а в грудь словно плеснули кипятка. Уронив «сидор» и бушлат, он что было силы ударил Герасимова кулаком в нос. Тот рухнул как подкошенный, затем с трудом встал на четвереньки и поднял залитое кровью лицо.

– А это уже трибунал, – прохрипел он. – И каторга.

Артем носком ботинка разбил Герасимову рот.

– Это тебе за Бочкаренко, сука! – крикнул он и со всего маху вмазал ногой по ребрам.

Герасимов взвыл и скрючился.