Военный врач. Хирургия на линии фронта

Я прочитал о Джеймсе Фоули, независимом американском журналисте, похищенном на севере Сирии по дороге в Турцию в ноябре 2012 года – примерно в то же время, когда я работал на «Врачей без границ» в Атме. Он был обезглавлен в Ракке в августе 2014 года – судя по всему, в отместку за авиаудары США по Исламскому государству[123] в Ираке. Из-за своего лондонского акцента его убийца был прозван джихадистским Джоном, а позже в нем опознали Мухаммада Эмвази, уроженца Кувейта, перебравшегося в Великобританию вместе с семьей, когда ему было шесть. Эмвази пригрозил, что, если авиаудары не прекратятся, будет убит второй американец. Он остался верен своему слову. Стивен Сотлофф, журналист «Тайм», был похищен ИГИЛ[124] в Алеппо, когда я находился там в 2013 году. Его обезглавили в начале сентября 2014 года в ответ на дальнейшие американские авиаудары по Ираку.

В марте 2013 года прямо у турецкой границы в Атме был похищен британский волонтер Дэвид Хайнс. Его обезглавили в середине сентября 2014 года. После того как видео с его казнью показали в эфире, в кадре появился его палач вместе с другим британским волонтером, Аланом Хеннингом. Он сказал: «Если вы, Дэвид Кэмерон, продолжите атаковать Исламское государство[125], у вас, как и у вашего хозяина Обамы, на руках будет кровь вашего народа». Хеннинг был сорокасемилетним водителем такси из Солфорда, которого похитили на одном из блокпостов по дороге в Алеппо, – он был за рулем машины скорой помощи одной гуманитарной организации. В конце 2013 года он пересек турецко-сирийскую границу и был захвачен в плен всего в получасе езды от нее. Его до сих пор держали в плену – скорее всего, менее чем в часе езды от того места, где был я.

После казни Дэвида Хайнса я стал сильно нервничать и каждое утро, словно одержимый, старался выйти в интернет, чтобы узнать свежие новости об Алане Хеннинге.

Я сидел на матрасе в маленькой комнатке, убавив яркость экрана ноутбука, чтобы никому не мешать, и внимательно следил за разворачивающимися событиями.

Не думаю, что я в полной мере осознавал, насколько опасно было находиться уроженцу Запада в самом сердце Сирии, – наверное, на тот момент я был единственным свободным иностранцем во всей стране. Среди своих коллег я чувствовал себя достаточно безопасно и знал, что Аммар и Абу Мухаммадейн позаботятся о том, чтобы со мной ничего не случилось. Я держал это при себе, тем не менее медленно, но верно погружался в омут. Практически все время я ощущал боль в центре груди, игнорировать которую удавалось, лишь погрузившись в операцию. Помимо риска быть похищенным и обезглавленным, я не переставал думать о прошлогодних столкновениях с ИГИЛ[126] – о том, как боевики ворвались в операционную, и бедняге, которого вытащили из палаты и казнили прямо на улице.

Однажды утром в начале октября кто-то вошел и сказал: «Ох, Хеннинга убили, хотите посмотреть?» И я, словно идиот, посмотрел ужасающие кадры его казни. Думаю, это окончательно меня надломило. Этот ужас случился с очередным британцем, таким же волонтером, как и я, причем совсем неподалеку. Сотни людей в Алеппо знали, кто я такой и что я там. У каждого был мобильный телефон – всего один звонок, и мне конец.

У Абу Васима были родственники в деревне близ Ракки, и он часто наведывался к ним на автобусе. Он следил за тем, чтобы на его телефоне не было ничего лишнего – видел, как на многочисленных блокпостах ИГИЛ[127] людей вытаскивают из автобуса джихадисты, находя в их телефонах что-то оскорбительное для них. Он знал людей, строго соблюдавших требования религии, но их все равно похищали подобным образом, и после их никто больше не видел. Это могло случиться с каждым.

Будучи уроженцем Запада, я стал бы бесценным трофеем, и мой статус врача никак меня не защитил бы.

Я почувствовал себя очень одиноким и старался держаться максимально незаметно, даже в больницах – вел себя спокойно, приветливо и не говорил лишнего. Когда казалось, что кто-то странно со мной говорит или смотрит, у меня сразу начиналась паранойя. С каждым днем я становился все более нервным.

Ситуация с раненными взрывами бочковых бомб была настолько удручающей, что нужно было цепляться хоть за что-нибудь, чтобы сохранять позитивный настрой. Мне понемногу удавалось продолжать обучать врачей сосудистой хирургии – Абу Хозайфа и Абу Васима, единственного пластического хирурга в Алеппо. Многие из пациентов нуждались в довольно простых реконструктивных операциях, но они меняли жизни людей. К нам доставили маленького мальчика с раной ноги, полученной от взрыва бочковой бомбы. Одного, без родных.

НА ОПЕРАЦИОННОМ СТОЛЕ ОН НЕ ИЗДАВАЛ НИ ЗВУКА. МНОГИЕ ДЕТИ ВЕЛИ СЕБЯ ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ – ЗАЧАСТУЮ ИЗ-ЗА ОГРОМНОЙ КРОВОПОТЕРИ, НО ИНОГДА ОНИ ПРОСТО ТЕРЯЛИ ДАР РЕЧИ ИЗ-ЗА ПОЛУЧЕННОЙ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ТРАВМЫ.