Однако август-реформатор не довольствовался и не ограничивался только лишь контролем точности и правильности отправления поднятого им на щит «родноверческого» культа, как это делал за полвека до него организовавший сходным образом языческую жреческую иерархию император Максимин Даза. Ибо установленная Максимином и фактически перенятая впоследствии во многом Юлианом иерархия языческого жречества носила не инновационный, а весьма традиционный характер, восходя (во всяком случае, в Египте) к жреческой иерархии времен эллинистической династии Птолемеев (если не еще более раннего периода). В рамках максиминовской священнической иерархии всеми святилищами Египта управлял высокопоставленный иерарх императорского культа, носивший греческий титул «идиос логос». Существование аналогичной жреческой иерархии документально засвидетельствовано и в других частях державы «ромулидов» – к примеру, на острове Кипр, Но «традиционалист-новатор» Юлиан, в отличие от своего предшественника в деле создания «родноверческой антигалилейской церкви» чистого традиционалиста Максимина, обращался к иерархам своей «церкви» не просто, как царь (и «понтифик» лишь по названию), а как реальный, в полном смысле слова, «царь-священник» («по чину Мелхиседекову», выражаясь «галилейским» языком), как абсолютно безошибочный в своих суждениях и абсолютно непогрешимый в своих приговорах верховный судья, независимо от того, шла ли речь о самых интимных мыслях и душевных порывах, или о внешних формах образа жизни. Именно он, Юлиан, царь и священник, «реке эт сакердос», в одном лице, владеющий как мечом железным, так и мечом духовным, присвоил себе исключительное право толкования и объяснения основ своей религии, формулирования ее заветов, положений и установлений, издания нравственных законов, одним словом – «морального кодекса строителя (нео)эллинизма». Что лишний раз подчеркивает и объясняет неприязнь августа Юлиана, ставшего «государственником до мозга костей», к носителям и проповедникам сугубо индивидуалистической морали «новых» киников (свойственность этой же сугубо индивидуалистической морали и киникам «старым», севаст признавать не желал, сознательно закрывая свои голубые, как у Афины Пронойи, глаза на вполне очевидные факты по не сформулированному, но исповедуемому им принципу «если мои утверждения не соответствуют фактам,
В качестве наглядного примера можно рассмотреть обширное послание августа и первосвященника Юлиана некоему иерею (возможно – верховному жрецу
В начале письма севаст-реформатор предуведомляет своего адресата о предстоящем обнародовании общих директив касательно выполнения иереями и духовно окормляемыми ими верующими их религиозных обязанностей. Однако ему представляется важным уже сейчас – вероятно, в связи с особенно угрожающим положением истинной («праотеческой») веры в провинции Азия – дать Феодору (если считать, что жрецом-адресатом Юлиана был именно этот протеже Максима Эфесского) несколько предварительных указаний.