Воин-монах на престоле

В своей эпистоле жрецу «царь и священник» Юлиан перечисляет также духовные упражнения, которым иереи насаждаемого им «старо-нового» государственного культа должны посвятить свою жизнь. Им следует изучать и знать наизусть гимны богам – «много их суть, прекрасных, созданных и в древние, и в новые времена, ведь и в самом деле, должно стараться знать поющееся в святилищах», часто молиться и публичным, и частным образом, лучше всего трижды в день, если же нет, то, во всяком случае, на рассвете и вечером. Ибо неразумно посвященному в жрецы проводить день или ночь без жертвы, рассвет же – начало дня, а сумерки – ночи», а также сохранять без изменения все храмовые священнодействия, «которые предписал нам совершать отеческий закон; не должно совершать ни больше, ни меньше, ибо вечны боги, и нам следует подражать их сущности, чтобы умилостивить их этим».

С самого начала своего храмового служения жрецу задуманного василевсом Юлианом «родноверческого обновленчества» надлежало соблюдать полнейшие чистоту и воздержание, а также ни в коем случае не льстить властям предержащим, не подлаживаться к ним. Август-священник придавал особое значение тому, чтобы контакты между его «обновленческим» жречеством и светскими гражданскими властями не приобретали слишом тесного характера. Жрецам – «обновленцам» запрещалось носить священнические облачения за пределами «священной ограды», то есть святилищ, в которых они совершают свое храмовое служение. Довольно характерным представляется приводимое Юлианом обоснование этого запрета: «<…> неразумно употреблять то, что дается нам во имя богов, ради пустого тщеславия <…>ибо немалое мы наносим богам оскорбление, нося на людях священные одежды, делая их народными (доступными взорам непосвященных – В. А.), отняв их у богов, предоставляя повод поглазеть на них, как на что-то чудесное <…> когда такое случается, многие не очистившиеся (то есть безбожники, христиане или иные «неверные» – В. А.) подходят к нам и тем самым сквернят символы богов».

За полстолетия до Юлиана император-«родновер» Лициний, стремясь поставить заслон распространению религиозной христианской пропаганды, запретил, под угрозой суровейшихк кар, оказание какой бы то ни было материальной или моральной поддержки пребывавшим в тюрьмах заключенным. А вот император-«родновер» Юлиан был на этот счет совершенно противоположного мнения, явно позаимствовав у христиан положения об обращении с заключенными (да и с неимущими), как и правила нравственной частной жизни жрецов (в то время как ранее в языческом мире этиконравственная проповедь возлагалась не на жрецов, а на философов), призывая своих иереев, чтобы достичь влияния христианских клириков, обусловленного, как он считал, не только их нравственным учением, но и их милосердием к неимущим, «делиться своим имуществом со всеми людьми [и особенно свободно с людьми благими, бедствующими и пребывающими в нищете], сколько потребно им для удовлетворения их нужд. <…> благочестиво делиться одеждой и пищей даже с людьми порочными, ибо мы даем человеку, а не его образу действий. <…> достойны такой заботы и те, кто заключен в тюрьмах, ибо такое человеколюбие не препятствует воле богов и переданное нам благодаря теургам от времен изначальных [свидетельство о том, что] когда Зевс упорядочивал и украшал все вещи, то из оброненных им капель священной крови произрос род человеков. Отсюда следует, что все мы – родственники, но может быть, все произошли от одного мужчины и одной женщины, то есть от двух, а может, мы все произошли от богов – так, как нам говорят об этом сами боги».

Щедрая и бескорыстная помощь христиан убогим, обездоленным и заключенным из числа своих единоверцев была настолько широко известна в грекоримском мире, что даже Лукиан включил посвященный ей пассаж в текст своей сатиры «О смерти Перегрина»: