Воин-монах на престоле

Между тем, севаст Юлиан делал все, что было в его силах, чтобы принести максимальную пользу мегаполису, в котором расположился со своими милитами на зимние квартиры. Он распорядился о прощении недоимок и снизил размер налогов, подлежащих уплате в будущем, на одну пятую. «Я не взял <…> с вас <…> золота и серебра, не взял с вас никакого налога, не взял с вас особо, не как с других городов. Зато мы создали роскошный досуг, но люди, отвлекшись от нужды, использовали свободное время, чтобы сложить анапесты (сатирические куплеты – В. А.) против творца их собственного счастья. Я не взимал золота, не требовал серебра, не увеличивал дани, но вместе с недоимками освободил вас и от пятой части обычных налогов <…>Я дал вам определенные блага, как это и естественно для человека, желающего, насколько он может, сделать добро многим людям. Но я хорошо знаю, что невозможно и уменьшить налоги, и дать все тем, кто привык принимать дары. Следовательно, хоть я и не уменьшил ни одной из раздач народу, которые привычно совершает царская казна, но при этом и не уменьшил немногие взимающиеся с вас подати – неужели в этом есть что-нибудь непонятное?». («Мисопогон»).

«Царь-священник» расширил состав антиохийского муниципального совета и заменил малоимущих декурионов, неосмотрительно принятых в городскую курию, либо обедневших с течением времени в силу разного рода неблагоприятных обстоятельств (ведь принадлежность к декурионскому сословию была наследственной, передаваясь от отца к сыну), состоятельными гражданами, способными нести «тяготы общественной жизни». Следует заметить, что декурионские обязанности в привычной к весьма дорогостоящим зрелищам Антиохии были особенно разорительными – одно только число декурионов, отвечавших за организацию (и, соответственно, финансирование) разного рода «игр» (не говоря о прочих членах городского сената), равнялось двумстам! Однако, вместо благодарности за столь разумное проявление заботы об исправлении финансового положения антиохийской городской общины, великодушный государь снискал неодобрение многих антиохийцев, включая даже Аммиана Марцеллина, бывшего также родом из Антиохии: «<…> было несправедливо то, что он (Юлиан – В. А.) допускал» включение в состав городского совета «вопреки справедливости людей, которые были или чужими («понаехавшими» – В. А.) или же освобождены от этой (декурионской – В. А.) повинности благодаря привилегиям (обязанности декуриона были столь обременительны, что порой за выдающиеся заслуги можно было получить, как особую привилегию, освобождение от них! – В. А.) или своему происхождению» («Римская история»). Столь черная неблагодарность заставила Юлиана, оскорбленного в своих лучших чувствах, горестно воскликнуть: «<…> я пополнил список вашего сената двумястами именами <…>, ибо я намеревался сделать ваш город величественнее и могущественнее. Почему же<…> вы неблагодарны? <…>Потому ли, что я пополнил список сенаторов (и, соответственно – спонсоров – В. А.)?» («Мисопогон»).