Воин-монах на престоле

Попадая в неловкое и затруднительное положение, воин-монах бога Митры всякий раз уединялся, с целью внутреннего сосредоточения, в святилище, чтобы внимать там божественному гласу. Пребывая на зимних квартирах в Антиохии, он часто молился, причем не только Митре, но и Фортуне-Тихе, Меркурию-Гермесу, Сильвану-Пану, Церере-Деметре, Марсу-Аресу, Аполлону и Юпитеру (по-гречески – Зевсу, по-сирийски – Ваалу) в двух храмах бога-громовержца, один из которых стоял на горе Кас(с)ий, другой же – в Нижнем городе (раздражая своими частыми посещениями храмов чуждых «праотеческому» благочестию антиохийцев, видимо, склонных считать царственного богомольца религиозным ханжой и святошей). «<…> в установленный день празднества он (Юлиан – В. А.) взошел на поросшую лесом гору, называющуюся Касий <…> при вторых петухах с нее можно видеть восход солнца. Когда он приносил здесь жертву Юпитеру (Зевсу Другу – В. А.), он вдруг увидел простершегося на земле некоего человека, который умоляющим голосом просил его даровать ему прощение и жизнь. На вопрос, кто он такой, получен был ответ, что это бывший гиерапольский председатель курии (принцепс городского сената Иераполя – В. А). Когда среди других почетных лиц он принимал участие в проводах Констанция, выступившего из их города (в поход на восставшего против него Юлиана, провозглашенного галльской армией в Паризиях «антиавгустом» – В. А.), низко льстя императору (то есть Констанцию II – В. А.), как несомненному победителю, с притворными слезами просил его прислать к ним голову неблагодарного изменника (то есть Юлиана – В. А.), подобно тому, как на его памяти носили повсюду голову Магненция. Выслушав его признание, Юлиан сказал: «Я слышал рассказ об этом от многих, но ступай себе с миром домой. От всякого страха освобождает тебя милосердие государя, который мудро решил уменьшить число врагов и сам ревностно старается увеличить число своих друзей». Когда он, совершив жертвоприношение, спускался с горы, ему представили донесение правителя Египта, в котором тот докладывал, что после продолжительных и тщательных розысков удалось найти быка Аписа, что, по представлениям тамошних жителей, считается добрым предзнаменованием и предсказывает хороший урожай и блага всякого рода.» («Деяния»).

Но и в Антиохии добрые предзнаменования, казалось, прочили августу Юлиану счастливое продолжение его царствования. Если верить Ливанию, в болотах Оронта был пойман лебедь удивительной белизны, которого посвятили Зевсу-Юпитеру и поселили в садах внутри священной храмовой ограды. Как это нередко случается с птицами, живущими в неволе, лебедь, казалось, полностью утратил способность летать, и только плавал в храмовых прудах или разгуливал по земле, не пытаясь воспарить, как прежде, в небеса. Но однажды, в день очередного праздничного жертвоприношения, к изумлению собравшихся, в момент, когда на алтаре был разожжен жертвенный огонь, лебедь вдруг расправил свои крылья, взмыл в небо, трижды облетел храм Зевса и растаял в небесной лазури, устремившись на восток. Вспомнив о метаморфозе Зевса, сблизившегося со своей возлюбленной Ледой, матерью Диоскуров и Елены Спартанской (а впоследствии – Троянской), приняв облик лебедя, собравшиеся истолковали случившееся следующим образом: сам громовержец Юпитер, вселившись в лебедя, указал опекаемому им василевсу Юлиану путь на Восток, в Персию, которую августу суждено бессмертными богами покорить, идя по стопам Александра Великого, опекаемого Ам(м)оном (то есть, по сути, тем же Зевсом, хотя, в то же время – и Гелиосом)..