В этом письме Юлиан сначала обвиняет епископов в неблагодарности, напоминая им о великодушной веротерпимости, проявленной им по отношению к ним. Затем он заверяет христиан в том, что им его не стоит опасаться. Он никогда не принудит их поступать вопреки своей совести. Ибо эллины испытывают к ним лишь сочувствие и жалость (как к «заблудшим»), но отнюдь не ненависть. Единственная же опасность, которой стоит опасаться «галилеянам», вызвана наглостью их вожаков, подлинных бичей и врагов общественного порядка, отпетых богохульников, пребывающих в постоянной готовности привести в движение небо и землю, дабы вернуть свое утраченное всемогущество. И если жители Бостры дадут этим смутьянам себя совратить и увлечь на кривую дорожку противодействия законным властям, став сообщниками их злых и темных дел, они в этом горько раскаются. Им надлежат положить конец чинимым «галилейскими» заправилами козням и позаботиться о том, чтобы Тит убрался из их города подобру поздорову, причем как можно скорее. С целью понадежнее вбить клин между епископом и его защитниками, Юлиан сознательно вырвал из контекста часть одного из предложений написанного на его высочайшее имя епископом Титом прошения, исказив таким образом его смысл, представив епископа клеветником, стремящимся очернить в глазах императора свою паству. Как ни печально это констатировать, данное письмо Юлиана жителям аравийского города Бостры, несмотря на отраженные в нем, несомненно, вдохновляющие императора благородные принципы, не чуждо проявлений крайне низменной полемики, не достойной не только просвещенного императора, но и вообще честного человека. Право же, Вольтер избрал плохой пример, когда, в своем стремлении прославить просвещенного правителя-философа, желавшего искоренить нетерпимость по отношению к инаковерующим и гонения на них, советовал снова и снова перечитывать его пятьдесят второе письмо (то есть письмо Юлиана жителям Востры) и хранить его в памяти. К сожалению, на момент написания Юлианом этого письма, вызванная его действиями реакция уже ввергла воина-монаха бога Митры в не знающий меры и потому безмерный фанатизм, заставив императора-философа во многом отречься от собственных убеждений и прибегнуть к чрезвычайно, неоправданно жестким и, порой, жестоким мерам. Что же касается Тита, то он еще в правление преемника августа-отступника – императора-христианина Иовиана – пребывал в сане и должности епископа Востры. Нет никаких причин предполагать, что Тит был при василевсе Юлиане изгнан своими согражданами из Аравии (хотя именно этого требовал от них в своем послании август Юлиан).
Хотя великодушному от природы характеру Юлиана и соображениям государственной пользы и мудрости отвечало бы предпочтение метода убеждения насильственным мерам, рвение в деле восстановления эллинизма в самые сжатые сроки, до начала Персидского похода, с целью заручиться поддержкой «отеческих» богов, побудило его к необдуманному деянию, позволяющему безоговорочно причислить августа-философа к римским императорам – гонителям христиан и христианства.
Авгарь, царь Осроенский, современник римского императора Гордиана III (238–244). На левой стороне медали изображен император Гордиан, на правой – Авгарь на коне с надписью АВГАРОС BACIAEVC (Авгарь царь)
Согласно сообщениям церковных историков, Юлиан исключил христиан из императорской гвардии, армии, провинциальных управленческих структур и из судейского сословия, ссылаясь на то, что их собственный, христианский, закон запрещает им браться за меч